Психолог, казалось, не замечала моего присутствия. Я мягко коснулась ее плеча – она дернулась, упала и закричала. Я отскочила.
– Аннигиляция! – визжала она, исступленно размахивая рукой. – Аннигиляция! Аннигиляция!
Чем чаще она повторяла это слово, тем более бессмысленным оно казалось: будто крик птицы с перебитым крылом.
– Это я, биолог, – спокойно сказала я, хоть мне было не по себе.
– Ага. Ты. – Она сипло засмеялась, будто я сказала что-то смешное. – Ты…
Я снова привела психолога в сидячее положение. Послышался хруст, она застонала – видимо, все ребра переломаны. Левая рука и плечо проминались под курткой. В районе живота, из-под инстинктивно прижатой ладони, расползалось темное пятно. Пахло мочой.
– Ты здесь, – удивленно проговорила она. – Я же тебя убила.
Она говорила медленно, будто спросонья или только собираясь заснуть.
– Нет, не убила.
Психолог снова захрипела, ее взгляд прояснился.
– Вода есть? Хочу пить.
– Есть.
Я прижала флягу к ее губам, и она сделала несколько глотков. На подбородке у нее запеклись капли крови.
– Где топограф? – задыхаясь, спросила она.
– Осталась в лагере.
– Не захотела идти с тобой?
– Нет.
Ветер откинул со лба вьющиеся волосы, обнажив глубокую рану – скорее всего, от удара о стену.
– Неуютно в твоем обществе? – спросила психолог. – Испугалась того, чем ты стала?
У меня по спине пробежали мурашки.
– Я такая же, как всегда.
Психолог снова отвернулась к морю.
– Я видела, как ты идешь к маяку. Именно тогда я окончательно убедилась, что ты не такая.
– И что же ты увидела? – решила подыграть я.
Она закашлялась, отхаркивая кровь.
– Огонек. Яркий, режущий глаз. И это была ты, – сказала она, и я будто со стороны увидела, что представляет собой ясность. – Ты парила над солончаком, сквозь заброшенную деревню. Блуждающий огонек, медленно летящий над болотами и дюнами, вперед и вперед, уже не человек, а что-то другое, свободное и парящее…
Ее тон изменился, и я догадалась, что даже в этом состоянии она пытается загипнотизировать меня.
– Не сработает, – перебила я ее. – Гипноз на меня больше не действует.
Она открыла было рот, но потом передумала.
– Еще бы. С тобой всегда трудно, – сказала она, как ребенку.
В ее голосе сквозило странное чувство гордости.
Наверное, следовало бросить психолога, дать ей умереть и не выпытывать ответы… но на это у меня не хватало милосердия.
– Почему ты не пристрелила меня еще на подходе? – Раз уж я выглядела так не по-человечески.
Она повернула голову. Не подчинявшееся ей лицо скорчилось в хищной гримасе.
– Не смогла спустить курок. Пальцы не слушались.