— Тебе нравятся слезливые женщины?
— Мне нравятся откровенные и честные женщины.
Потрясенная неожиданной прямотой ответа, она ушла от его взгляда и отвернулась в сторону. Расправив ноги, Тэйлор встала и вернулась к коробке с лампочками.
— Судя по тону реплики, честность и откровенность представляли собой проблему в той обстановке, в которой ты жил.
— Я слишком редко сталкивался с эмоциональной честностью и потому хочу сберечь для себя ту, что попадается на моем пути. У меня в доме эмоциям волю не дают. Все, что я узнал о настоящей семье, я узнал в этом доме.
Тэйлор побледнела.
— Господи, да ведь мы тут воюем, как кошка с собакой. Еще вчера я призналась себе, что хочу прикончить всех своих братьев.
— Но ведь ты этого не сделала.
— Конечно, нет! Я же их люблю.
— В точку!
Нахмурившись, Тэйлор извлекла из коробки последние две гирлянды. И стала медленно разматывать и проверять провода, чтобы дать себе время собраться с мыслями. А когда, наконец, она ответила, то сообразила, что содержавшийся в его словах намек был многозначительно страшен.
— Значит, ты хочешь сказать, что в твоей семье не любят друг друга?
Дрю кинул записную книжку на дальный столик и встал. Он начал расхаживать по комнате, ероша волосы на затылке. Остановился перед трехстворчатым окном, перед которым расстилалось белое одеяло, сотканное вчерашним скудным снегопадом. На первый взгляд, мир выглядел прекрасно, все блестело и сверкало, но при внимательном рассмотрении обнаруживались плешины и пролысины, а также места, где землю покрывал не выпавший снежок, а тоненькая корочка льда.
Белые пятна, перемежавшиеся с черными, напомнили ему детство, испытываемые им огорчения от того, что он знал, чего хочет, но не знал, как этого добиться. Жестокими его родители не были. Они просто не были любящими. Гражданский долг для них значил больше, чем долг семейный. И когда Дрю, наконец, заговорил, то так и не отвел взгляд от окна.
— Если смысл твоего вопроса заключается в том, любили ли мои родители меня так, как я люблю Ноя, то я отвечу: «Нет». Они содержали меня в тепле и гладили по головке, точно щеночка, но этим и ограничивалась их нежная любовь и забота. — Он пожал плечами, так и не отходя от окна. — Вот почему это Рождество для меня так важно. Я хочу, чтобы Ной получил больше, чем имел я. Я уже потерял пять лет, которые никак не вернешь. Иногда я задумываюсь, а сумею ли я все это наверстать. А еще чаще я начинаю сомневаться, отец ли я на самом деле. Ибо доверие ребенка — самая хрупкая вещь на свете.
Глядя на широкие плечи Дрю, Тэйлор осознавала, какой груз они на себе несли. Тот же самый, что несла она уже много лет. Она прекрасно понимала, чего он ищет, пристально вглядываясь в пейзаж за окном, — какого-нибудь знака, гарантии того, что в конце все будет хорошо. Она хотела бы подать ему этот знак сама, но не могла. Да и никто не смог бы.