Алешка бормочет что-то, а Аня в какую-то минуту вдруг осознает, что стоит, оказывается, рядом с ним, давит себе ладонями на виски.
Осознала это, поняла, опустила руки…
Вот и лоб — крутой, широкий, надбровья резкие — как у Кольши. И губы Кольшины — словно чуть обижены, выпячены вперед, мужские толстые губы. И сдвинутые к переносице, будто хмурится недовольно, брови. Тоже как у Кольши. И лопоухий, как Кольша.
— Ну, чего он тут еще? — шепотом спросила Петровна сзади. Ане не хотелось оборачиваться, выдавать себя, только рукой показала: тихо, мама, — и решила еще постоять малость, успокоиться.
Старуха подошла поближе.
— Ань.
Аня не оборачивалась.
— Ань, ну… Ты чего, а? Ты чего это?
И как только рука Петровны коснулась плеча Ани, у той брызнули из глаз слезы.
— Ну, ты што, Ань… што ты… пойдем… — Обняв ее, старуха так и стояла позади Ани, приглаживая ее волосы сухой своей, оказывается, совсем легкой ладошкой. — Вот еще… ну, ты што… вспомнилось-пригорюнилось?.. ничего, ничего…
Плакать было нельзя — разбудишь Алешку. Аня и успокоилась, утихла мало-помалу.
Сели пить чай.
— Остыл уж, смотри-ка. — Петровна наново включила самовар. — Ты бы как-нито к Марье Ивановне зашла. К учительнице-то.
— Зайду, а как же, — все еще не поднимая глаз, но обрадованная начавшимся разговором, ответила Аня и отхлебнула чаю.
— Не жалобится, а и не похвалит особо. Молчит, говорит, все больше.
— Алешка-то?
— Алешка.
— Ничего, теперь заживем, смеяться будет. — Аня улыбнулась. — Подлей горяченького-то, мам.
— Во-от… — Старуха подлила в чашки свежего чайку. — Смеяться не смеяться, а покою б нам надо. Спокойства. Вот чего.
— Да ты не думай об этом, мам. Все равно пропишут.
— В том-то дело… Жить нам надо вместе. И чего они там никак не поймут?
— Да выдумывают разное…
— Мы дорогой-то, как возвращались, смотрим с Алешкой, Лидуха бежит.
— Ну да.
— Замуж вышла девка. Знаешь, нет?
— Ну? Смотри, и ей наконец счастье подвалило.
— Подвалило не подвалило, а носится нынче будь здоров. Семеюшка как зачалась, тут, девка, держись. Кормить семеюшку надо.
— Дело обычное.
— Я и говорю: Лид, забежала б когда. Говорит, когда-нито забегу. Порассказала я ей, какая у нас тут закавыка. Лидка-то девка башковитая, говорит, ежели не получится, надо опекуном меня, значит.
Аня перестала пить чай.
— Как опекуном?
— А так. Бумагу подать, поняла? Закон такой есть: опекуна прописывают. Тут уж не попрут противу закону. Прописывай — и на этом конец.
— Странно как-то, мама.
— Будет странно, коли ни в какую не идут. Поди докажи им.
— Ладно, мам, так или иначе, а все равно сделаем. Не беспокойся. Уладим.