— Я взяла ее в сорок пятом. Хотела, чтобы у Эдгара была фамилия настоящего отца.
Он проглотил обиду, но вида не подал:
— И это так просто? Даже у нас, насколько мне известно, перемена фамилии сопряжена с большими трудностями…
— У нас тоже. Но мне пошли навстречу.
Лосберг как-то странно посмотрел на нее, встал, нервно заходил по комнате.
— Ты ни разу не ездила туда? Не писала писем?
— Мне некому писать.
— Не хочешь ворошить прошлое? Скажи, а твой сын знает про меня, про деда?
Марта не ответила.
— Понятно, — задумчиво протянул Рихард, — не знает. — Взглянул на нее в упор и повторил: — Да-а, жаль, что я не увез тебя тогда в сорок четвертом.
Она насмешливо вскинула брови:
— Ты думаешь, это принесло бы нам счастье?
Лосберг опустился на подлокотник кресла, положил ей руку на плечо — женщина не отшатнулась, не испугалась.
— Марта… — его голос дрожал. — Я понимаю… Нелепо возвращаться к старому, говорить о чувствах… Но пойми… Мы уже не молоды и могли бы разумней распорядиться остатком своей жизни, Тем более, что твой сын еще в начале пути.
— Прекрати, Рихард, — решительно поднялась Марта.
— Но почему? Только потому, что я женат? — в его глазах мелькнула надежда.
— Скажи честно, ты счастлив?
Он не выдержал ее пронзительного взгляда, отвернулся. Долго молчал. Затем произнес нехотя, с болью: Кто-то из умных сказал: «Человеку для полного счастья требуется немного: любовь, родина и свобода». У меня осталось только последнее. Может, ты в чем-то была и права, Марта… Не знаю.
Он сказал это так искренне и сокрушенно, что ей на какое-то мгновение даже стало жаль его.
— И ты хочешь, чтобы я тоже лишилась того же? — спросила она.
В комнате воцарилась тягостная тишина, которую первым нарушил Лосберг:
— Что ж, прости. Не обессудь за назойливость и спасибо за откровенность. Пожалуй, пора. — Он нерешительно поднялся. — Может, запишешь адрес? Так, на всякий случай…
— Зачем, Рихард?..
— Да, действительно, зачем… — Он тяжело вздохнул и протянул ей руку. — Что ж, прости за все…
Лосберг уже вышел в прихожую, уже взялся за ручку двери, открыл ее, вышел на площадку, но не выдержал, обернулся:
— И все же я хочу, чтоб ты была счастлива, Марта… В сорок шестом я по делам фирмы находился в Швеции. Как-то открываю старую газету и вижу фотографию спасенных латышских рыбаков. Вглядываюсь внимательней и кого бы ты думала вижу? Твоего Артура. Не верю своим глазам, читаю подпись — все верно: Артур Банга. Так что, если ты не хитришь со мной, то он никак не мог погибнуть в сорок четвертом.
Стайка маленьких девочек весело, со смехом вбежала в подъезд и, поднявшись на второй этаж, испуганно замерла на месте — на ступеньках сидел хорошо одетый пожилой мужчина и, словно ему было ужасно больно, раскачивался из стороны в сторону. Девочки постояли, убедились, что мужчина не пьян и не проявляет никакой агрессивности, осторожно двинулись вдоль стены выше. Но поднялись всего на один этаж и снова, испуганно остановились — там у открытой двери беззвучно и безутешно плакала женщина.