— Послушай-ка, а почему этот Оканья каждое лето приезжает к тебе?
— Ну приезжает, — ответил Маурисио. — А что ты спрашиваешь об этом сейчас?
— Да так, вспомнил. Значит, он тебя уважает?
— Наверно, уважает, — вмешался мужчина в белых туфлях, — раз уж сюда ездит. Для него немало потерять такое воскресенье, когда работы завались, при его-то выводке…
— Он хороший парень, — сказал Маурисио. — По-настоящему хороший.
— Это сразу становится ясно, как послушаешь его.
В разговоре человек себя показывает.
— Видно, хороший человек, несмотря на фамилию, — сказал, улыбаясь, Лусио. — Фамилия у него не ахти.
— Фамилия?
— Ну да — Оканья[31], как же еще, вам она ничего не говорит, а мне — много.
Маурисио, подняв голову, улыбнулся:
— А, понятно.
Помолчали. Снова заговорил Лусио:
— Дочка твоя рассказала нам, как вы подружились в больнице.
— Мы скрашивали друг другу больничную жизнь, помогали справиться с болезнью.
— Не очень уж страшной.
Снова тишина.
— А вы не ужинаете, Маурисио?
— Немного позже.
— Ради нас не задерживайтесь. Я уже ухожу.
— Нет, нет, не беспокойтесь. Мы же свои люди, я вам доверяю. Просто мне еще не хочется.
— Ну да, чего вам торопиться: завтра когда хотите, тогда и встанете.
— Я-то знаю, — вмешался Лусио, — что с ним сегодня. Он учуял чечевицу, так же как и я, и знает, что будет на ужин, а это его ничуть не прельщает. Так, что ли, Маурисио?
— Должно быть. Никогда я по этой чечевице не страдал.
— А ведь в некоторых домах это блюдо номер один. Ты, я вижу, разборчивый сеньор.
— Летом это блюдо тяжеловато, — заметил мужчина в белых туфлях.
И вдруг он передернулся.
— Что с вами? — всполошился Маурисио.
Мужчина в белых туфлях с трудом перевел дух:
— От одного упоминания… о еде. Я представил себе чечевицу… Видите? Такая ерунда! Говорил я вам, что слаб на это дело…
Лусио и Маурисио взглянули на него: он был очень бледен.
— Вы уж меня извините, — сказал Лусио, — никак не думал, что доставлю вам такую неприятность…
Тот держал руки возле горла и глубоко дышал. И вдруг его снова схватило, еще сильнее. Он зажал рот и выбежал за дверь. Маурисио пошел за ним. Послышался прерывистый кашель. Потом мужчина в белых туфлях вернулся, вытирая рот наглаженным платком, который не успел даже развернуть. Лусио спросил:
— Вывернуло?
Мужчина в белых туфлях кивнул.
— Ну, значит, избавились от всего дурного.
— Выпейте воды, — сказал Маурисио, возвращаясь на свое место за стойкой.
— Вот видите, какой спектакль я вам устроил на прощанье, — сказал мужчина в белых туфлях. — Такая досада! — Он грустно улыбнулся. — Меня нельзя никуда пускать.