Но Юля их не слушала, всегда следила за собой, поэтому женщины, что весь век были заняты работой или ленивые, шутили, мол, она принаряжается потому, что повидала свет, вот поживет тут и опять станет, как и они, деревенской…
— Не задремали ли вы здесь на солнце? — усмехнулся Микола, подойдя совсем близко и взглянув ласково и понимающе.
— Не может выехать конь, — смущенно, будто именно она виновата в этом, ответила Юля, счищая со своего рукава белый след березовой коры. Чистила, чтобы глядеть на свой рукав, а не в глаза Миколе.
— Как же он тут выедет? — покачал головой Микола, обошел и оглядел сани. — Тут и трактор не вытащит. Надо уже на телеге ездить, молодица. Подшутил над тобой конюх, когда посылал с санями.
— Разгрузиться, наверное, надо, — промолвила Юля, радуясь тому, что Микола сочувствует, а не насмехается над ней.
— Не надо, только лишняя работа. Руби ветки и давай сюда, — он снял с плеча ружье и поставил возле толстой сосны.
Юля обрубила с ближайшей ольхи ветви, сбила густой зеленый можжевельник, молодую пушистую елочку и принесла все Миколе. Тот легко вытянул из–под цепи верхнюю толстую жердь, подложил ее под сани и шутливо позвал Петьку:
— Иди сюда, мужичок, поможешь поднять! — Вдвоем они — Петька, серьезно упираясь, а Микола, нарочно кряхтя, — приподняли сани, а Юля подкинула под поднятый полоз мокрые и скользкие ветви.
— Сильный ты, Петька! — усмехнулся Микола, опустил сани и велел Юле погонять коня.
Юля нокнула, конь спокойно стронул сани с места и легко вышел на проезжую дорогу.
— Спасибо тебе, Микола, — улыбнулась обрадованная Юля, приостановив коня и оглянувшись, — Сама я не догадалась бы и не смогла бы поднять.
— Что — спасибо? — усмехнулся в ответ и Микола, уже и сам стесняясь смотреть на нее, вытер с груди след от березовой коры и, чтобы скрыть смущение, пошутил: — Вечером зайду, готовь шкварку.
— Да найдется и шкварка и к шкварке, — приняла шутку Юля, приглашая его, — кому–кому, а для тебя всегда будет.
— Ну вот и хорошо! — Микола подошел к сосне, взял ружье. — А сын твой, оказывается, сильный уже мужчина. Столько дров нарубил.
— Это не я рубил, а мама, — застеснялся Петька, не понимая, что Микола шутит.
— Мама твоя, дружок мой, могла бы сама в лес не ездить, — уже совсем серьезно, не то малышу, не то ей сказал Микола, — мог бы съездить мужчина, если бы мать не такая была. Разве это женская работа? Нет, не женская. Это мужские заботы, и только ему, мужчине, они по силам.
Юля промолчала, понимая, что он хотел сказать этим, чем укоряет, поспешила подобрать все с земли, посадила на дрова Петьку, сказав: