Но все пошло не так, как задумал ученый, Повелитель заглянул за полог, увидел похожую на зверька девчонку, и так и не переступил порога юрты.
Юная дева, напрасно ждала рыжебородого, ничто уже не могло согреть остывающую кровь, повелителя мира.
Сотник перевел ей приказ господина: «Отпустите ее домой, дайте воинов, проводить до границы».
Под проливным дождем девушка села на коня, и ускакала, в свои чудные края.
Так Всеволод отказался от попыток убить Тэмуджина руками женщин.
Всеволод простыл в этих жутких походных условиях, горло обручем сковала боль.
Температура была высокая, ныли колени, локти. В горячечном бреду, он сам становился ненавистным рыжебородым полководцем, завоевавшим полмира.
Он сидел в юрте один, огонь очага не грел, потом в юрту ползком пробрался тот единственный, кто дарил радость. Старость подарила счастье — внука от сына Джучи.
Он прижимался к обритой макушке мальчика, нюхал смазанную жиром косичку, и сердце начинало с новой силой гнать кровь по усталым венам.
Сева очнулся от прохладного прикосновения.
На кровати сидел его друг Юрасик.
— Ну, вот и хорошо, ты давай, вот сухую футболку одевай, я лапши заварил,
Ноздри юноше защекотал запах китайских специй и русского чеснока.
Севе ужасно стало жаль себя и хотелось заплакать, и чтобы кто-то непременно пожалел.
— Черт, только этого не хватало. — Он пытался взять себя в руки.
Никогда ничего подобного не было, даже, когда в бою, на татами, к нему применяли болевой прием, будущий ученый не плакал.
И Сева поклялся себе, что больше никогда не будет путешествовать в прошлом в теле женщины.
Время неумолимо — это Сева знал, и чувствовал, как никто в этом веке. Выпив ударную дозу аспирина, он снова пошел в институт Военной истории.
Все было, как всегда: сноровистые ассистенты, снисходительный профессор, но юношу не оставляло удивительное предчувствие удачи, фарта, везения.
— Это случится сегодня, и тогда мы, — но он оборвал себя. — Еще не время.
Нукеры не останавливаются на отдых, едят прямо в седле вяленое мясо, пьют из бурдюков воду. Не зря по степи говорили о воинах Чингизхана: «Их лошади не знают усталости, а воины его сделаны из железа».
Сева очнулся от запаха еды, в казане трещало жареное мясо, и этот аромат мог поднять даже мертвого.
Но от костра его прогнали, кинули кусок засохшей лепешки. Ученый грыз твердый, как скала хлеб, а слезы, делали его не таким уж пресным.
Потом прибежали дети, и стали кидать в Севу камнями, а один малыш даже притащил лук своего отца, и наступила бы неминуемая смерть, если бы в этот миг, судьба, не приняла обличье рыжебородого, грузного воина.