Он узнал в стихотворении закодированный якобитский документ; он видел немало подобного в дни своей шпионской эпопеи в Париже. Он не знал, кто и для чего написал его, тем более не знал кода и содержания, но если в Ирландии были скрытые якобиты (а Тобиас Куинн дал ему понять, что это действительно так), Джейми не хотел привлекать к ним внимания англичан. Но если…
Его размышления резко оборвались, когда он проследовал за графом и Греем в столовую, и перед ним встал тот самый таинственный джентльмен.
Джейми не был испуган. Он просто не верил своим глазам. Как бы то ни было, он совершенно спокойно взял протянутую в приветствии руку Томаса Лалли.
— Брох-Туарах, — сказал Лалли с изысканной любезностью, словно они стояли среди подстриженных кустов в Версале.
— Господин граф, — ответил Джейми, пожимая руку Лалли. — Comman ca va? [13]
Тамас Лалли был одним из соратников беглого Чарльза Стюарта. Наполовину ирландец, рожденный в Ирландии, он так же был наполовину французом; он приехал в Шотландию после Фолкерка, перейдя на службу из французской армии, где он зарекомендовал себя храбрым, но не популярным командиром.
Как, черт возьми, он попал сюда? Джейми не озвучил эту мысль, но она ясно отразилась на его лице, заставив Лалли кисло улыбнуться.
— Я, как и вы, нахожусь в английском плену, — сказал он по-французски. Я был захвачен в Пондичерри. Хотя мои похитители были достаточно любезны, что оставить меня под честное слово в Лондоне.
— Ах, я вижу, вы знакомы, — сказал фон Намцен, который, очевидно, говорил по-французски свободно, но дипломатично делал вид, что не понимает их. Он радушно улыбнулся. — Прекрасно! Не пора ли нам сесть за стол?
Они наслаждались ужином в английском стиле — Лалли ел жадно, и Джейми подумал, что если его английские победители и поддерживают его, они не слишком щедры. Лалли был лет на двадцать старше Джейми, но сейчас выглядел еще старше; сильно почерневший под индийским солнцем, наполовину беззубый, со впалыми щеками, которые еще больше подчеркивали его выступающий подбородок и нос, и глубокими морщинами на лбу, сообщавшими ему выражение скорее гнева, чем беспокойства. Он не носил форму, его костюм, вышедший из моды, был сильно изношен на локтях и манжетах, хотя белье было чисто.
Во время трапезы Джейми узнал, что положение Лалли было несколько сложнее его собственного: пока Лалли был узником английской короны, французы обвинили его в измене и требовали его возвращения во Францию, где он под трибуналом должен был очистить свое имя.
Граф не сказал, но у Джейми сложилось впечатление, что фон Намцен обещал замолвить за Лалли словечко в его французских делах и, таким образом, обеспечил себе его присутствие и, по видимому, лояльность.