— Пожалуйста, прошу вас, — приглашала Эржи, разгружая свои богатства с серебряного подноса.
И Мезанфан алчно набросилась на еду, она стала необыкновенно серьезна, даже нахмурилась. Она ела один за другим бутерброды, пила кофе, я уступила ей даже свою порцию, переменив ей прибор. За толстой черепаховой оправой очков взгляд ее умер, на очереди были теперь иные чувства, и Мезанфан расходовала их экономно, в ее старомодном доме никогда не зажигались все лампочки.
А потом мы начали все сначала, Мезанфан вытащила на стол свою луковицу и стала крутить стрелки.
— Quelle heure est–il?[18] — спросила она и подсунула часы мне под нос.
— Il est quatre heures[19].
— Très bien[20].
— Quelle heure est–il? — Теперь она выпытывала у К. М. Д.
— II est quatre heures.
— Et maintenant?[21]
— Quatre heures et dix minutes[22], — сказала я.
— Très bien.
— Et maintenant?
— Quatre heures et dix minutes, — сказала К. М.Д., она прекрасно за мной повторяла.
Честное слово. И так было до самого конца. И я не сказала мадам, чтобы она первой спрашивала К. М.Д., мне нравился французский язык, не знаю уж, были ли у меня к нему способности, но мне нравилось произносить эти слова, и я учила их тайком. С Мананой говорить я не могла, но сама с собой — в любое время, и в особенности ночью, под одеялом, я держала себя за нос, чтобы лучше выходило «мезанфан».
— Алло! — Мадам выразила свое неудовольствие тем, что ударила меня карандашом по пальцам. — Где ты думаешь? Encore une fois. Comment t'appelles tu?[23]
Мне было больно, карандаш оказался толстый, желтый, рекламный карандаш «Шмолл–паста», графиня иногда перебарщивала.
— Черная Курочка, — крикнула я. — М-апелэ же. Черная Курочка, я вам уже сказала.
— Com–ment? — скривилась Мезанфан. — Com–ment vous avez dit?[24] — Она чеканила слова, хотя сказала уже сто раз.
— Je m'appelle Черная Курочка, voilà[25], — сказала я.
— О!
Она развеселилась, мне было втайне противно ее имя, ее звали мадам Эльвир Хамза. Эльвир, Эльвир, я с легкостью представляла себе, как она входит в свои парижские салоны, величавая, разодетая в перья, и склоняет свое имя, а потом опускает его вниз, на пол, как китайскую собачонку.
К. М.Д. торжествовала. Она сидела выпрямившись, откинув назад голову, а три названных имени защищали ее.
— Курочка–курочка, — пропищала Мезанфан и засмеялась, — совсем это не идет к французскому языку.
— Не идет? — удивилась я.
— Совсем, — решила К. М.Д., умирая от счастья.
— Та–та–та! А что идет? — спросила я.
— Comment? — произнесла Мезанфан и посмотрела на меня внимательно.
— Что идет? — повторила я, почувствовав к ней ненависть, как в самом начале.