Здесь, попросив меня обождать в просторном холле с дежурным за массивным столом, уставленным телефонами спецсвязи, мои спутники исчезли за высокой, темной полировки дверью.
Я присел на один из бархатных стульев, под картиной неизвестного мне мастера, изображавшей Великую китайскую стену, и стал скромно ждать. Оглядывая помещение.
По его периметру, сверху, на меня взирали национальные вожди, начиная с Сунь Ятсена до Великого кормчего; в дальнем конце, в штативах, алели партийные знамена, над которыми сиял герб страны, именуемый «Ворота Небесного Спокойствия».
Впрочем, созерцать все это долго не пришлось. Из двери появились инструктор со встретившим нас сотрудником, после чего первый уселся на кожаный диван, а второй сделал мне приглашающий жест, — входите.
Оправив на плечах новую оранжевую накидку с индийским и бутанским орденами, нацепленными на нее по случаю, оракул кивнул, — понял.
За дверью оказался короткий тамбур, я толкнул вторую и оказался в обширном кабинете, с мягким ковром на полу, отделанном благородными породами дерева, высоким потолком с лепниной и приглушенным светом.
— Подойдите, — раздался негромкий голос.
У открытого окна, с бархатными шторами, в дальнем его конце, стоял невысокий пожилой человек, в сером френче и широких отутюженных брюках, держа в пальцах зажженную сигарету.
Китайскому лидеру тогда было под восемьдесят, но выглядел вождь довольно бодрым. Происходивший из семьи мелкого помещика, он с юных лет занимался революционной деятельностью, в связи с чем был вынужден эмигрировать во Францию, а потом Советский Союз, где получил блестящее образование.
Впоследствии, вместе с Красной армией, он участвовал в освобождении Китая, а потом занимал крупные государственные посты, став генсеком ЦК КПК и правой рукой великого Мао.
Далее, попав в опалу, был их лишен и сослан в провинцию, а после смерти Великого Кормчего, снова возглавил партию и государство, в котором проводил успешные реформы.
В прошлом аграрная и отсталая страна становилась индустриальной, показывала небывалые достижения в экономике и уверено продвигалась к светлому будущему, то — есть победе коммунизма.
Китаем я интересовался давно, когда еще служил моряком на подводном крейсере.
И как-то на политзанятиях, где после событий на Даманском[232], бичевался неверный курс восточного соседа, имел неосторожность привести цитату из выступления Мао Цзедуна, прочитанного в «Известиях». Там диктатор заявлял, что в грядущем веке Поднебесная будет мировым лидером, определяющим всю геополитику. За что стал предметом обсуждения на комсомольском собрании, а политотдельцами едва не был помещен на гауптвахту.