И Брагин дал ей то, чего она жаждала в тот момент больше всего. Он принял решение.
– Я тебе не позволю этого сделать, – твердо сказал он, тыльной стороной ладони собрал мокрые дорожки с ее щек. – И мне плевать, что скажет Демьян. Он не имел права брать то, что ему не принадлежит!
Марина горько всхлипнула. Ее нижняя губа задрожала и Федор понял, еще чуть-чуть и из глаз сестры вновь польются слезы, еще большим потоком. А как их остановить в следующий раз, он не имел и малейшего понятия. Брагин сжал кулаки.
– Ты знаешь, Федя, что таков обычай, – скривилась она. – Демьян взял то, что хотел. То, что является его – по праву властителя рода.
– Марина, пожалуйста! – Брагину было неловко.
Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что все девушки клана, достигшие совершеннолетия, должны были становиться женщинами в постели Верховного жнеца. Демьян упивался своей властью. Он давно мог отменить этот варварский древний обычай, но нет… Федор понял одно: Верховному жнецу нравилось! И от этого Федору ставало противно до тошноты.
«Жаль, родители не смогут подсказать, как лучше поступить!» – подумал Брагин, нервно приглаживая волосы.
– Я должна убить его, Федя, – выдохнула сестра.
Ее страх медленно плавал в воздухе, Брагин ощущал его, даже не прикасаясь к сестре.
– Не смей так говорить! Я не позволю убить ребенка! К тому же это и мой племянник, разве я не имею право голоса?
Марина тяжело вздохнула. Брагину показалось, что она в секунду стала старше лет на десять.
– Какой же ты еще ребенок, Федя, – ласково произнесла она, поглаживая его по щеке. – Ты ничего не сможешь сделать. Я уже все решила.
– Но почему?! – взвился Брагин.
Он, как ужаленный, вскочил на ноги и принялся нервно выхаживать по комнате. Утренний свет проникал сквозь плотно задвинутые шторы, смешивался с пылью, что плавала в воздухе, и бликами оседал в волосах сестры.
Марина упрямо поджала губы, и они превратились в сплошную тонкую линию. Это выражение лица означало одно – спорить бесполезно. Он ненавидел ее за это упрямство. Но на этот раз Брагин не собирался сдаваться без боя. Если он отступится в этом, то точно знал, совершит самую большую ошибку в своей жизни. Брагин был уверен, сестра не сможет нормально жить под гнетом от вины детоубийства, а он никогда не простит себе ее страданий.
– Объясни мне, пожалуйста, – выдохнул он, стараясь прийти в себя и придать голосу ложного спокойствия. – Почему ты должна убить ребенка?
Марина посмотрела на плотно задвинутые шторы и сухо произнесла:
– Тебе еще рано об этом знать, Федя. Просто поверь мне – так надо.