— В чем дело? — спрашиваю.
— Товарищ старший лейтенант, ведь это правда, что мы выйдем из окружения? А Милушко, вот, не верит. И, обращаясь к товарищу, сказал: — Да мы с тобой, дружище, еще в клубе потанцуем с девчатами. Правда, товарищ старший лейтенант?
— Известно, правда! Помощь к нам непременно придет.
Волчком завертелся Зырянов, как будто он уже в клубе на танцах, потащил Милушко к выходу.
Сколько силы, энергии, жизни в этом Зырянове! А ведь на вид плюгавенький. Говорили, дома жены боялся, а здесь — настоящий мужчина. И надо же. О танцах, о девчатах, о клубе вспомнил! А мне и в голову не приходило о танцах вспоминать. Я с упреком подумал о себе: «Не умею я разговаривать с солдатами задушевно, вот так, как рядовой Зырянов».
Обидные потери
Оправившись от болезни, на наблюдательный пункт вернулся Юрьев. Он пригласил меня сходить в штаб умыться горячей водой.
— Смотри, комиссар вчера как приаккуратился.
Я согласился. Пошли. Юрьев идет за мной, за ним Труханенко. По дороге нагнал на санях командир первого дивизиона Заморов с тремя офицерами.
— Садись, старшой! — пригласил Заморов.
— Пешком дойдем, нам рядом, — ответил Юрьев.
Заморов стегнул лошадь: — Поехали!
Мы сошли на тропинку. Неожиданно рядом ударило. Звон в ушах. Лежу поперек тропы, на ноге Юрьева. Он правой рукой ищет шапку на снегу, а левой за голову держится.
— Что с тобой? — я бросился к нему на помощь.
— Да ничего, — сердито отвечает он, — царапнуло. Что это, обстрел? Почему один разрыв?
— Не знаю!
— Труханенко, в чем дело? Чего лежишь?
— Бинт в кармане, перевяжите, — отвечает он.
Сквозь порванный ватник пробивается кровь.
Слышим стон с дороги. Я туда, Труханенко и Юрьев — за мной. Видим, большая воронка, и на краю ее на комьях лежит фельдшер Репин с оторванной ногой, тот самый Репин, который в санях с Заморовым ехал.
— Где Заморов, где сани, где остальные? Уехали?! — негодуем мы.
Труханенко сорвал с себя гимнастерку, рубашку разорвал пополам, чтобы задержать фонтан крови из обрубка ноги Репина. Прибежал санитар Душенкин.
— Друг мой, как же это? — кинулся он к фельдшеру.
Репина понесли в санчасть. Мы плетемся с Труханенко по тропе. В штабе все прояснилось. Из 1-го дивизиона передали по телефону, что прибежала лошадь с оглоблями без саней.
— Нет ли у вас Заморова? — спрашивают.
— Нет.
Оказалось — сани наскочили на фугас, поставленный саперами для обороны и ничем не обозначенный.
Досадные, ненужные потери!
Всех погибших за период боев в окружении хоронили в братской могиле на ОП, в роще у железной дороги, в 5—6 километрах западнее станции Мончалово.