Собеседником его был Рубанов. Только не генерал, а профессор.
«И куда приведут они Русь?» — подступило к сердцу ледяное бешенство, а на губах блуждала лёгкая застенчивая улыбка.
Заволновавшаяся императрица, почувствовав, что с мужем не всё в порядке, сжала его руку.
Выдохнув воздух, благодарно и на этот раз от души, улыбнувшись ей, направился к трону.
Медленно и уверенно поднялся по ступеням, повернулся к присутствующим, отметив, что даже лапсердаки перестали шептаться, и не спеша, по- хозяйски, воссел на Трон, сверху глядя на скопище подданных, которые, кто с восторгом, а кто и с ненавистью взирали на него снизу.
Непринуждённо облокотившись на левый подлокотник, ещё раз внимательно оглядел затихший зал и принял от барона Фредерикса лист с речью.
Помедлив и накинув на плечи с помощью министра Двора порфиру, неторопливо поднялся, и почти не заглядывая в бумагу, произнёс приветственную речь, закончив её словами: «Приступите с благословением к работе, на которую Я вас призвал, и оправдайте достойно доверие царя и народа!»
По окончании речи несколько секунд стояла тишина, а затем грянуло «ура!» с правой стороны, где разместились сановники и генералы.
Левая сторона безмолвствовала.
Наверное, единственный раз в жизни Николай потерял над собой контроль, и лицо его исказилось от гнева и ненависти, но через секунду он справился с эмоциями, и лицо вновь осветилось привычной доброй улыбкой, хотя пальцы судорожно сжимали подлокотник трона.
«Редко кто так умеет «держать маску», — восхитился государем прожженный царедворец барон Фредерикс, саркастически вслушиваясь в слабое и негромкое «ура», всё же зазвучавшее с левого фланга. — Недолго эта Дума просуществует», — пришёл он к выводу.
Винавер с Георгием Акимовичем и присоединившийся к ним депутат от меньшевиков Муев, покинули дворец последними из левого сектора.
Направляясь к ожидающему депутатов пароходу, пробирались через толпы празднично одетых петербуржцев, запрудивших тротуары и скандирующих: «Амнистия! Амнистия!»
Согласно кивая головой, и временами помахивая руками, троица расположилась неподалёку от втянутого на палубу не совсем трезвым матросом трапа, и, облокотившись на бортик, блаженствовала от тёплого ветерка, солнышка и по–летнему жаркого дня.
— Природа на нашей стороне, господа, — взял слово Муев. — А вот и каменная юдоль, где держат наших товарищей, — обеими руками, и даже подпрыгивая при этом, ответно замахал трепещущим тряпкам в окнах «Крестов».
«Амнистия! Амнистия!» — глухо доносилось из–за решёток.
— Нас большинство, — пренебрежительно покосился на Муева профессор Рубанов. — Кадеты набрали сто семьдесят девять голосов. А ещё девяносто семь депутатов — крестьяне, сельские учителя, фельдшеры, уездные врачи, объединившиеся в парламентскую группу трудовиков. Шестнадцать октябристов и восемнадцать социал–демократов, — ухмыльнулся, глянув на Муева, — конкуренции нам не составят, и даже в каких–то вопросах будут поддерживать.