Гонор его несколько поиссяк от вида Антипа в костюме–тройке, да ещё с тростью в руке, кою поднял к котелку то ли в качестве приветствия, то ли чтоб выпендриться перед старостой.
— Ты что это, мил человек, картуз перед барином не снимаешь? — ласково глядя на волостного писаря, поинтересовался Максим Акимович.
— Так вить теперя я…
— Помоги ему, Ванятка, — улыбнулся Рубанов, перебив старосту и внимательно наблюдая, как богатырь поднял пузана, перевернул вверх ногами и под хохот мужиков потряс, сронив с головы фуражку. — Вот это дело другое. Выбрось эту пакостную буню куда подальше.
Под восторженный лай Трезора, староста приземлился в клумбе у ног конногвардейца.
— И чтоб больше ноги твоей тут не было, но прежде отчитаешься Антипу о расходах и доходах. Он теперь старостой станет, — повернувшись, направился в дом.
Вечером Рубановых, под предводительством Полстяного, навестили окрестные помещики. А на следующий день визит нанёс и сам губернатор, извиняясь и оправдываясь болезнью, из–за которой не сумел в прошлом году приехать в Рубановку.
И полетело день за днём русское лето, радуя рубановских жителей то теплом, то дождичком, то прохладой, то жарой.
На охоту местные помещики не ездили, сторожили дома от поджога.
— Крестьяне совсем разбаловались, — жаловался Максиму Акимовичу Зосима Миронович Полстяной, пригласив его к себе на обед. — Севастьяна Тарасовича сожгли… Отправили за это двух иродов на каторгу. Остальных выпороли. А толку–то? Озлили только. Прежде они собрали сход и вынесли приговор — так Севастьян Тарасович рассказывал. Предоставить им выпасы, а также снизить арендную плату за землю и повысить оплату за сельскохозяйственную работу в его имении. Естественно, он отказался…
— И вот результат, — вынула из кармана платочек и приложила к глазам Пелагея Харитоновна. — Прежде нагло скосили помещичий луг, а когда Севастьян Тарасович пожаловался капитан–исправнику, и вовсе дом подожгли, — зарыдала, применив платочек по назначению госпожа Полстяная.
— Спасибо, барин с чадами и домочадцами живой остался. Сами поджигатели их и спасли. Грех убийства побоялись на душу брать. Бог всё видит… Накажет виновных. Да что наша Тмутаракань… В газетах пишут, что 1‑го июля в Петергофском саду по ошибке генерала Козлова убили, потому как на Трепова сильно смахивал.
Жена предводителя уездного дворянства, к удивлению Рубанова, не язвила по любому поводу, согласно своей манере и маменькиному воспитанию, а хлюпала носом, то и дело прикладывая к глазам платочек.
— Ну что мы им сделали? — распорядилась принести смородинного варенья, которое как раз варила во дворе на примусе тощая служанка.