Для Агриппины это стало трагедией, и, если бы Гай в январе 41 года не был убит в Риме, она бы погибла. Но Клавдий вернул ее из ссылки и возвратил деньги за проданное имущество. Домиций к тому времени уже умер, и она стала присматривать себе нового мужа. Говорят, что она хотела выйти замуж за Гальбу; если бы ей это удалось, история Рима потекла бы по другому руслу. В конце концов она вышла замуж за Пассиена Криспа, который в 44 году во второй раз стал консулом. Он был умен и к тому же богат – его состояние насчитывало 200 миллионов сестерциев. Его жена, по имени Домиция, с которой он развелся, приходилась Агриппине золовкой. А поскольку своих детей у него не было, можно было надеяться, что он поможет продвинуться ее сыну – своему пасынку и одновременно племяннику.
Перспективы Нерона стать императором были теперь не такими радужными, как раньше, ибо император Клавдий имел сына Тиберия Клавдия, которого позже стали звать Британником. Он был одним из двух детей, которых родила ему Мессалина. Британник появился на свет в 41 году, так что был на три или четыре года младше Нерона. Для него и его сестры Октавии судьба припасла одни невзгоды. Оба они были, вероятно, очень запуганными детьми. Нерон, хоть и не был запуган, привлекательностью не отличался: в поисках популярности он всегда ссылался на тот факт, что он – внук Германика. А в Германике было нечто романтическое, и поэтому после смерти его помнили два поколения.
Мать Мессалины, Домиция Лепида, была сестрой Домиция Агенобарба, так что Мессалина приходилась Агриппине племянницей. Между ними не было открытой вражды, возможно, потому, что Агриппина была достаточно проницательна для того, чтобы понимать: конец Мессалины не за горами, и спокойно его дожидалась. Когда он наступил, она тут же затеяла интригу и была готова сделать влиятельного отпущенника Палланта своим любовником ради того влияния, которое он имел на ее дядю Клавдия. Палланту удалось устранить Пассиена; в закон об инцесте были внесены изменения, и в 49 году Агриппина вышла замуж за Клавдия. Его двор снова оказался под влиянием сильной женщины.
«Этот брак принцепса явился причиною решительных перемен в государстве: всем стала заправлять женщина, которая вершила делами Римской державы. Побуждаемая отнюдь не разнузданным своеволием, как Мессалина, она держала узду крепко натянутой, как если бы та находилась в мужской руке. На людях она выказывала суровость и еще чаще – высокомерие; в домашней жизни не допускала ни малейших отступлений от строгого семейного уклада, если это не способствовало укреплению ее власти. Непомерную жадность к золоту она объясняла желанием скопить средства для нужд государства» (