Она схватила его за подбородок и притянула губы Халида к своим.
То, что начиналось как игривый поцелуй, вскоре переросло в нечто большее, соответствующее тем похотливым мыслям, которые витали в воздухе несколько секунд назад.
Шарзад запустила пальцы в мягкие волосы Халида, когда его губы прижались к ее устам. Он окутал девушку объятьями, ее босые ноги оторвались от мрамора. Вуаль сорвалась с места своего крепления, когда они упали на подушки, не обращая никакого внимания на атрибуты, подобные шелковой ткани.
Ее руки стащили его камис через голову. Мускулы на его торсе извивались от ее прикосновений, а воздух в комнате становился все более душным, более ощутимым. Когда губы Халида направились к шее Шарзад, а руки скользнули по животу к шнуркам ее шамлы, она знала, что он был прав.
Этот раз будет другим.
Беспрепятственное стремление; это было тело из воды и душа́ из пепла.
Шнурки ее шамлы были развязаны. Если это продолжится дальше, бесполезно считаться с такой вещью, как мысли. Она обязана спросить сейчас, пока пламя не поглотило ее.
– Скажи мне, – выдохнула Шарзад, пальцы которой сжимали его плечи.
– Что угодно.
Ее сердце подскочило, почувствовав укол чувства вины.
– Почему они должны были умереть?
Он замер в ее руках на мгновение, которое, казалось, никогда не закончится.
Затем Халид приподнялся над ней и уставился на Шарзад, лицо его застыло в ужасе.
Он увидел противоречие в ее взгляде.
Она узрела ужас в его глазах.
Молча он встал с кровати и направился к двери.
Взявшись за ручку, остановился.
– Никогда не поступай так со мной снова. – Слова были сказаны тихо и резко, наполненные неподслащенной болью.
Он захлопнул за собой дверь.
Нанесенный ему ущерб был ощутимым. Одна часть Шарзад почти наслаждалась его страданиями, осознавая, что они – результат поведения халифа, причина того, что он заставил мучиться стольких людей. Другая часть рвалась догнать его. Ведь Шарзад знала: Халида возможно победить, если она сделала это.
Шарзад зарылась лицом в подушки и начала всхлипывать.
Наконец ей удалось найти его настоящую слабость.
Ею была она.
«И я использую это; я узнаю, почему Шива должна была умереть.
Даже если это убьет меня».
* * *
Коридоры Талеквана были немы как могила.
И темны, как самые зловещие намерения.
Джахандар поднялся по лестнице, крепко сжимая сверток в левой руке. Факел в правой подрагивал с каждым осторожным шагом, отбрасывая тени вдоль неровных каменных стен.
С колотящимся сердцем он приоткрыл деревянную дверь в свою комнату и прислонился к ней, пока она, содрогнувшись с гулким стуком, не закрылась.