Я разорвал пакет бумажных носовых платков и разложил их около рычага передач, так как в носу защекотало, как перед грозой. Чихнул раз, другой, меня так увлекло это чиханье, что даже не заметил, когда именно, канув в приморскую голубизну, остался позади Неаполь. Теперь я уже катил по del Sole[2]. Для часа «пик» почти просторно. От таблетки плимазина никакого толку. Саднило в глазах, из носа текло. А во рту было сухо. Пригодился бы кофе, но его мне предстоит выпить только около Маддалены. «Интернэшнл геральд трибюн» снова не было в киоске из-за какой-то забастовки. Я включил радио. Последние известия. Понимал я с пятого на десятое. Демонстранты подожгли… Представитель частной полиции заявил… Феминистическое подполье обещает новые акты насилия… Дикторша глубоким альтом читала декларацию террористок, потом осуждающее заявление папы римского и отзывы прессы. Женское подпольное движение. Никто ничему уже не удивляется. У нас отняли способность удивляться. Что же их, в сущности, тревожит — тирания мужчин? Я лично не чувствовал себя тираном. Никто себя им не чувствовал. Горе плейбоям. Что террористки с ними делают? А священников они тоже будут похищать? Я выключил радио, будто захлопнул мусоропровод.
Быть в Неаполе и не видеть Везувия — а я вот не увидел. К вулканам я всегда относился благожелательно. Отец рассказывал мне о них перед сном почти полвека назад. Скоро буду стариком, подумал я и так удивился, словно сказал себе, что скоро буду коровой. Вулканы — это нечто солидное, на них можно положиться. Земля раскалывается, течет лава, рушатся дома. Все ясно и чудесно, когда тебе пять лет. Я рассчитывал, что через кратер можно спуститься к центру Земли. Отец возражал. Жаль, что он не дожил, — порадовался бы за меня. Ведь когда слышишь роскошное лязганье зацепов, стыкующих орбитальную ракету с лунным модулем, не думаешь об ужасающей тишине бесконечных пространств. Правда, моя карьера была недолгой. Я оказался недостойным Марса. Отец переживал бы это, пожалуй, тяжелее, чем я. Что ж, было б лучше, если б он умер после моего первого полета? Так спланировать его смерть, чтобы он закрыл глаза с верой в меня — это цинично или просто глупо?
Пожалуй, лучше внимательней следить за движением… Втискиваясь в брешь за «ланчией», размалеванной в психоделические цвета, я бросил взгляд в зеркальце. Где «крайслер» той же фирмы «Херца»? Около Марьянели вроде блеснуло далеко позади что-то похожее. Но я не был уверен, что это он, та машина сразу скрылась. Эта короткая и пошлая трасса, по которой катило столько людей, только меня одного приобщала к тайне, зловещий смысл которой не удалось разгадать всем полициям мира, вместе взятым. Только я один припас в машине надувной матрац, ласты и ракетку не для отдыха, а с целью навлечь на себя невидимый удар.