Красная вспышка передалась ноге, минуя сознание. Через секунду я понял, что торможу. Шины зашуршали по рассыпанному рису. Крупинки стали вроде градин. Нет, это стекло. Колонна ехала все медленней. На правой полосе ряд защитных конусов. Я попытался вырваться взглядом из скопления машин. Где же это? На поле медленно приземлялся желтый вертолет, пыль, будто мука, клубилась под фюзеляжем. Вот. Две намертво сцепившиеся коробки с сорванными капотами. Так далеко от дороги? А люди? Шины снова зашуршали по стеклу, с черепашьей скоростью мы двигались вдоль полицейских, машущих руками: «Живо, живо!» Полицейские каски, кареты «Скорой помощи», носилки, колеса опрокинутой машины еще вращались, мигал указатель поворота. Над дорогой стлался дым. Асфальт? Нет, скорей всего бензин. Колонна возвращалась на правую полосу, от скорости стало легче дышать. Согласно прогнозу на сегодня предполагалось сорок трупов. Показался ресторан на мосту над автострадой, рядом в полумраке корпусов большой станции обслуживания бешено вспыхивали звездочки сварки. Я взглянул на счетчик. Скоро будет Кассино. На первом же вираже вдруг перестало свербить в носу, словно плимазин только сейчас пробрался сквозь макароны.
Второй вираж. Я вздрогнул, почувствовал чей-то взгляд, непонятным образом исходивший снизу, словно кто-то лежал там на спине и бесстрастно наблюдал за мной из-под сиденья. Это солнце осветило обложку журнала с блондинкой, высунувшей язык. Я не глядя наклонился и перевернул глянцевый журнал на другую сторону. Для астронавта у вас слишком богатая внутренняя жизнь, сказал мне этот психолог после теста Роршаха. Я вызвал его на откровенность. А может, это он меня. Он сказал, что существует страх двух видов, высокий — от чрезмерного воображения и низкий, идущий прямо из кишок. Возможно, намекая, что я слишком хорош, он хотел меня утешить?
Небо выдавливало из себя облака, сливающиеся в единое марево. Приближалась бензоколонка. Я сбросил скорость. Меня обогнал юношеского вида старик, длинные седые космы развевались по ветру, одряхлевший Вотан, он мчался вперед, включив хриплую сирену. Я свернул на заправку. Пока заливали бак, я одним махом осушил термос, на дне которого виднелся порыжевший сахар. Потеки жира и следы мух с ветрового стекла так и не вытерли. Я проехал чуть дальше, к какому-то котловану, вышел из машины, чтобы размять кости. По соседству возвышался большой застекленный павильон. Адамс купил в нем колоду карт, копию итальянских карт XVIII или XIX века для игры в тарок[3].
Бензоколонку расширяли, вокруг котлована, вырытого для нового здания, белел еще не утрамбованный катком гравий. Стеклянная дверь распахнулась передо мной, и я вошел в павильон. Пусто. Сиеста? Нет, сиеста уже кончилась. Я прогулялся между грудами разноцветных коробок и искусственных фруктов. Белый эскалатор, ведущий на второй этаж, пришел в движение, когда я приблизился к нему, а едва шагнул в сторону, остановился. Я заметил себя в телевизоре около витрин, черно-белое изображение дрожало в солнечных бликах, я видел себя в профиль. Надеюсь, на самом деле я не так бледен. Ни одного продавца. На прилавках свалены дешевые сувениры, колоды карт, наверняка тех же самых.