Ну, Мак-Магон, конечно, хитро льстит Тьеру, думал Кропоткин. Сам, наверное, спит и видит, как бы спроворить переворотец и покончить с ненавистной ему республикой. А парижане, значит, не скорбят. Кого оплакивать-то? Коронованного остолопа, погубившего великую Францию? Сам теперь избавился от позора, а страна до сих пор стоит на коленях перед Вильгельмом и Бисмарком. Выплатит контрибуцию, тогда, может быть, позволят ей подняться на ноги, но как бы не сел на ее горб к тому времени новый монарх. Где твое былое геройство, Франция?
Он оставил иностранные сообщения и принялся листать следующие номера «Ведомостей», отыскивая известия о московском нынешнем событии. Он много слышал о нечаевцах, некоторых (освободившихся) знал, кое-что читал о позапрошлогоднем их процессе. Теперь судебная хроника могла познакомить его с самим прославленным Нечаевым.
Ага, вот оно, заседание Московского окружного суда… Во всех подробностях вскрывается преступление Нечаева и его сообщников — убийство студента Иванова, «предателя». Стараясь опорочить русское революционное движение, суд дотошно воспроизводит жуткое ночное событие в парке Петровской академии…
Пришла Лиза с чаем, чистенькая, свежая, розовая. От нее повеяло приятной обыденностью жизни, спокойной жизнью, далекой от безумных страстей и убийственных схваток. С Кропоткина сразу спала тягость нечаевского кошмара.
— Лиза, милая, я всю ночь в конторе не спал, — сказал он. — Днем спать не могу, придется работать. Не принесете ли кофе?
— Кофе, да? — обрадовалась Лиза. Она всегда теперь радовалась, когда он обращался к ней с какой-нибудь просьбой. Между ними установилось легкое и светлое отношение, потому что эта мягкохарактерная девушка сумела обратить свое безнадежное женское влечение к нему в какое-то дружески-родственное чувство.
Она унесла фарфоровый чайник и вскоре вернулась с кофейником.
— Что же вы так убиваетесь, Петр Алексеевич? — заговорила она. — Ночи в своей конторе работаете и здесь с рассвета до темна сидите. Так недолго и умом тронуться. Бывает ведь, читала я где-то. Надо и отдыхать.
— Отдохну, Лиза, когда все это закончу. — Он показал рукой на письменный стол, заваленный бумагами.
— Господи, когда же конец вашим мукам?
— Это не муки, милая. Это доставляет удовольствие.
— Ну уж не скажите. Вы все время в думах. Иногда чему-то про себя улыбаетесь, так я пугаюсь — не началось ли.
— Не бойтесь, я с ума не сойду.
— Заканчивайте свою работу хоть к лету, чтоб отдохнуть на воле, — сказала она, выходя.
Он сел к чайному столику, налил в чашку кофе, с наслаждением вдохнув его бодрящий запах. Закончу, голубушка, закончу свою работу, подумал он. Только не к нынешнему лету, а к следующему, скорее всего. Не помешали бы только господа синемундирники.