Чарльз перестал заходить в комнату Амабель в то время, когда мог столкнуться там со своей кузиной, а когда они встречались за обеденным столом, то вел себя настолько сухо, что его манеры граничили с грубостью. Сесилия, зная, сколь обязанным Софи он себя считает, была неприятно удивлена его поведением и неоднократно пыталась расспросить кузину, уж не поссорились ли они. Но Софи в ответ лишь качала головой и загадочно улыбалась.
Амабель поправлялась, хотя и медленно, то и дело беспричинно капризничая, как и полагается ребенку, выздоравливающему после тяжелой болезни. Однажды она целых полдня требовала пустить к ней в комнату Жако. И лишь настоятельный протест Софи удержал мистера Ривенхолла от того, чтобы немедленно отправиться в поместье Омберсли и доставить оттуда незаменимую обезьянку – настолько он тревожился, чтобы ничто не мешало скорейшему выздоровлению его младшей сестренки. Но Тина, к своему величайшему негодованию лишенная возможности сопровождать хозяйку в комнату больной, послужила великолепной заменой Жако и с готовностью укладывалась, свернувшись клубочком, на стеганое одеяло, чтобы Амабель могла погладить и приласкать ее.
В начале четвертой недели болезни доктор Бейли заговорил о необходимости переезда его пациентки в деревню. Но здесь он столкнулся с неожиданным и необъяснимым упорством леди Омберсли. Как-то он упомянул при ней о возможности рецидива, и мысль об этом настолько завладела ее рассудком, что никакие уговоры не могли убедить ее выпустить Амабель из-под бдительного врачебного надзора. Она указывала ему на нежелательность воссоединения Амабель с ее сестрами и шумным братом, который вскоре должен был приехать на летние каникулы в Омберсли. Малышка все еще оставалась слабой и вялой, малейшее усилие утомляло ее, а внезапные громкие звуки приводили в содрогание; ей наверняка будет лучше остаться в Лондоне, под присмотром доктора и любящей мамы. Теперь, когда опасность миновала, материнский инстинкт леди Омберсли проявился в полной мере. Она, и только она будет нести полную ответственность за выздоровление своей младшей дочери. Поскольку в данный момент перспектива поваляться на софе в будуаре матери или медленно прокатиться по парку в ее ландо устраивала Амабель как нельзя лучше, вопрос был решен, тем более что и Софи, и Сесилия наотрез отказалась переезжать из Лондона в деревню.
Представителей высшего общества в городе почти не осталось, но погода была не настолько душной и жаркой, чтобы пребывание в нем стало невыносимым. Почти все время шел дождь, и даже самые большие модницы лишь изредка отваживались показываться на улице без мантильи или шали.