Девитт вспоминает, как испытал шок, впервые столкнувшись с этой концепцией, с «идеей о 10>100 слегка несовершенных копий одного состояния, которые постоянно расщепляются на другие копии». Однако его убедили собственная работа, диссертация Эверетта и новое изучение этого явления, проведенное Грэмом. Он даже задумался, как далеко может зайти такое расщепление. В конечной Вселенной – а существует достаточно оснований считать Вселенную конечной, если общая теория относительности верно описывает реальность[69], – должно быть лишь конечное число «ветвей» на квантовом дереве и в сверхпространстве может просто не хватить места, чтобы вместить еще более странные варианты, тонкую структуру того, что Девитт называет «мирами маверика», – реальности с странно искаженными моделями поведения. В любом случае, хотя строгая интерпретация Эверетта утверждает, что все возможное действительно происходит в одной из версий реальности, где-то в сверхпространстве, это не то же самое, что утверждение о том, что может произойти все, что возможно вообразить. Мы можем представить себе невозможные вещи, и им нет места в реальных мирах. Даже если бы в мире, в котором все другое идентично нашему миру, существовали бы свиньи с крыльями (которые во всем остальном не отличались бы от обычных свиней), они не могли бы летать. Какими бы могущественными ни были супергерои, они не могут проскользнуть сквозь трещины во времени и посетить альтернативные реальности, хотя научные фантасты и пишут о последствиях таких событий. И так далее.
Заключение Девитта настолько же драматично, как и более раннее заключение Уилера:
Взгляд на мир с позиций Эверетта, Уилера и Грэма поистине впечатляет. И в то же время это совершенно каузальный взгляд, который бы принял, наверное, даже Эйнштейн… он лучше всего подходит на роль конечного пункта программы интерпретации, которую в 1925 году запустил Гейзенберг.
Возможно, здесь стоит заметить, что сам Уилер позже выразил сомнения по поводу всего этого. На конференции в честь столетия со дня рождения Эйнштейна он так ответил на вопрос о многомировой теории: «Должен признаться, что я с неохотой вынужден был перестать поддерживать эту точку зрения, хоть вначале и выступал за нее, поскольку, боюсь, она несет в себе слишком много метафизического»[70]. Это не стоит воспринимать как дискредитацию интерпретации Эверетта.
Тот факт, что Эйнштейн изменил свое мнение о статистической основе квантовой механики, не дискредитирует эту интерпретацию. Также это не означает, что сказанное Уилером в 1957 году больше не является правдой. Но и сейчас, в 2012 году, кроме теории Эверетта, нет ни одной самодостаточной системы идей, которая могла бы объяснить квантование Вселенной. Однако изменение во мнении Уилера показывает, насколько многим людям трудно принять многомировую теорию. Лично меня метафизическое содержание тревожит гораздо меньше, чем Копенгагенская интерпретация эксперимента Шрёдингера с котом или требование того, чтобы в «фазовом пространстве» было в три раза больше измерений, чем частиц во Вселенной. Эти концепции не более странны, чем другие кажущиеся нам знакомыми из-за их широкого обсуждения понятия, и многомировая интерпретация дает нам новые идеи о том, почему Вселенная, в которой мы живем, устроена именно так. Эта теория еще далека от того, чтобы можно было отбросить ее, и она по-прежнему требует серьезного внимания.