Меня вырвало в туалете, я обнимала его прохладные грани, пытаясь заглушить звуки рвоты.
Лунный свет просачивался в огромную мраморную ванную комнату, будучи единственным освещением в то время, как меня тихо и ужасно тошнило.
Тамлин не шевельнулся, когда я резко проснулась. И даже когда я не смогла отличить темноту моей комнаты от бесконечной ночи в темнице Амаранты, когда холодный пот, покрывающий меня, напомнил кровь тех фейри, и я бросилась в ванную.
Я провела здесь уже пятнадцать минут, ожидая, когда стихнут рвотные позывы, когда бьющая все тело дрожь постепенно исчезнет, словно рябь в водоеме.
Задыхаясь, я нависла над унитазом, считая каждый вдох.
Всего лишь кошмар. Один из многих, что преследовали меня в последнее время во сне и наяву.
Прошло три месяца с того, что произошло Под Горой. Три месяца я приспосабливалась к своему бессмертному телу, к миру, что пытался восстановиться кусочек за кусочком после того, как Амаранта разорвала его на клочки.
Я сосредоточилась на своем дыхании — вдыхая через нос, выдыхая через рот. Снова и снова.
Когда мне показалось, что я справилась с дыханием, я оторвалась от туалета — но далеко не ушла. Лишь до соседней стены со слегка приоткрытым окном, из которого я могла видеть ночное небо, где свежий ветер мог приласкать мое липкое лицо. Я прислонилась головой к стене, опираясь руками о прохладный мраморный пол. Настоящий.
Это было настоящим. Я уцелела. Я выбралась.
Только если это не было сном — всего лишь лихорадкой в темнице Амаранты, и я снова проснусь в той клетке и…
Я прижала колени к груди. Настоящее. Настоящее.
Я беззвучно повторяла эти слова.
Я продолжала повторять их до тех пор, пока не смогла ослабить хватку рук на ногах и поднять голову. Боль растеклась по моим рукам…
Каким-то образом я сжала их в кулаки так сильно, что мои ногти вот-вот проткнули бы кожу.
Бессмертная сила — скорее проклятье, нежели дар. Я сломала и погнула все столовое серебро, к которому притронулась в первые три дня по возвращению сюда, спотыкалась о свои длинные, быстрые ноги так часто, что Элис убрала все хрупкие ценные вещи из моей комнаты (она особенно сердилась за то, что я опрокинула стол с вазой, которой было восемь веков) и разбила не одну, не две, а целых пять стеклянных дверей лишь потому, что случайно хлопнула ими слишком сильно.
Вздохнув через нос, я разжала пальцы.
Моя правая рука была бледной, гладкой. Идеальная Фэ.
Я повернула к себе левую руку, завитки черных чернил покрывали мои пальцы, мое запястье, путь от моего предплечья прямо к локтю, поглощая темноту комнаты. Запечатлённый посередине ладони глаз, казалось, наблюдал за мной, спокойный и хитрый как у кота, его узкий зрачок были шире, чем сегодня днем. Будто он привык к свету, как сделал бы любой обычный глаз.