Порасспросив Ивана о судьбе знакомых ей казаков, погоревав о Лихаре, Арина предложила:
– Ладно, хватит разговоры говорить, засиделись мы с тобою что-то, время позднее уже, давай-ка спать ложиться.
Княжич понял это как намек, мол, ступай, Иван Андреевич, восвояси. Он было вознамерился спросить, где она определила ему место для ночлега, но не успел. Подойдя к постели, Ирина скинула с себя сорочку.
Ванька малость ошалел, причем не столько от бесстыдства, сколь от красоты кузнецовой дочери и схожести с Еленой. Будь у нее синие глаза да чуть посеребри ей волосы, Арину трудно было б отличить от раскрасавицы шляхтянки.
Стыдливо прикрывая груди своими маленькими ручками, девушка с укором вопросила:
– Чего уставился? Поди, и не таких видал, охальник чертов, – и нырнула с головой под покрывало.
«Обычно бабы срам свой прикрывают, а эта глупая за сиськи ухватилась», – промелькнуло в голове у Ваньки. Он не знал уже, что и думать. В жизни удалого казака бывало всякое, но чтоб красавица-бабенка сама звала в постель, случалось редко. Чаще даже блудных девок приходилось хоть чуть-чуть да уговаривать. Впрочем, тут уж было не до размышлений, перед таким соблазном просто невозможно устоять.
20
Смелости отважной атаманше хватило только до постели. Как только Княжич попытался приобнять ее, он наткнулся на округлые коленки и острые локотки, за которыми она укрыла свои прелести.
– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Иван дрожащую как в лихорадке девушку.
– Боюсь я, Ванечка.
– Чего боишься-то?
– Сама не знаю, боюсь и все, – шепотом ответила Аришка и из ее больших зеленых глаз покатились слезы.
Ванька начал целовать алые, припухлые, как у Еленки, губы, мокрые от слез глаза, Арина тихо застонала и опустила руки. Лишь теперь Иван увидел меж ее обворожительных грудей золотую цепочку, на которой вместе с крестиком висел его заветный перстень. «Возле сердца носит память обо мне», – с нежностью подумал атаман.
– Андрейка маленький еще, может потерять, – пояснила девушка.
– Как он?
– Ничего, смышлен не по годам и не хворает, слава богу. Я ему недавно рассказала, что его родная мать – княгиня польская, но он меня по-прежнему мамой называет.
– А своего сыночка хочешь? – вкрадчиво промолвил Княжич.
– Хочу, конечно, – не кривя душой, призналась девица. – Какая женщина дитя иметь не хочет.
Иван продолжил целовать ее уже не в губы, а маленькие, розовые соски. Арина снова застонала и вытянула ноги, явив ему поросшее густой, пушистой шерсткой лоно. Прижавшись к Ваньке, она жалобно пролепетала:
– Ты муж мой, делай все, что пожелаешь.