Ненавижу!
— Чего приперся?
Он смотрел туда же, куда и я, — на раскаленную лаву, катящуюся вниз по склону. Потом сказал по-русски, словно говорил сам с собой:
— Э, холодно, оказывается…
Я только сейчас почувствовала, как резок воздух и как меня бьет холодный озноб.
Гад сказал:
— Ты, наверное, замерзла, сестренка.
Он скинул чекмень и очень осторожно набросил его мне на плечи — казалось, ловил птицу, которая присела на кровлю и вот-вот вспорхнет. Я закинула руку назад, ухватила чекмень за ворот, сдернула его с себя и швырнула вниз. Черная тяжелая одежка, распластавшись, полетела к земле, как самоубийца, бросившийся с крыши.
На Гада я не смотрела, но почувствовала, как его передернуло. Однако он лишь пробормотал:
— Обижаешься… — и опустился на корточки невдалеке от меня.
Сядь он поближе, я, наверное, столкнула бы его вслед за чекменем. Он помолчал и сказал:
— Я тоже, как ты… Когда маленьким был… Тоже раньше любил на крыше сидеть. Не здесь. Раньше старый дом стоял, я туда залезал. Зухуршо обидит, я на крышу залезу, сижу, думаю, сержусь. Я маленький был, Зухуршо меня много обижал… Он всех притесняет. Зебо тоже обижал. Я ее всегда защищал…
— Ты защищал?! Какой герой… Видела я, как ты перед братцем на брюхе ползаешь.
Его опять передернуло.
— Старших уважать надо.
— Вот вали отсюда и уважай.
Он вскочил, и на мгновение показалось, что он меня ударит, но он выпрямился и сделал вид, что у него затекли ноги. Закинул руки за голову, потянулся, переступил с ноги на ноги, разминая, и опять опустился на корточки.
— Ты смелая. Зебо не такая была. Ты, наверное, себя русской считаешь, а ты все равно — наша. У тебя отец таджик, значит, ты — таджичка. Надо немножко учиться, как себя правильно вести. Немножко скромной быть. Мужчин уважать надо. Правильно с мужчинами разговаривать. Уважительно.
Еще и учит, сволочь!
— Как она умерла? — спросила я.
Гад удивился:
— Кто умер?
— Зебо.
— Э, не бойся, — сказал он. — Если правильно сделаешь, ничего плохого не будет. Я тебя научу. Помогу. Хороший совет дам…
— Не надо советов. На вопрос ответь.
— Что за вопрос?
Я повторила раздельно:
— Отчего. Умерла. Зебо.
Он огладил свою поганую рыжую бородку.
— Заболела… Очень больная была. Зачем Зухуршо такую больную жену взял? Э, ему какая разница? Ему все равно! Зухуршо женщин не любит. Совсем женщинами не интересуется. Ему женщины не нужны. Только деньги, деньги, деньги. Жадный он, жадный…
Впервые хоть одно слово у него вырвалось искренне. Я сказала злорадно:
— Не любишь ты братца.
— Зачем его любить? Он сам себя очень сильно любит. Такую девушку, как ты, замуж взял, даже не взглянул. Совсем ничего не понимает. Я не такой. Я женщин понимаю. Уважаю. Знаю, чего женщины хотят… Я о тебе заботиться буду…