Он даже рассердился.
— Зарина, ты вообще ничего не понимаешь! Кто мне хоть одно слово сказать посмеет? А между собой будут шептаться — пусть шепчутся. Зухуршо никто не любит. Зухуршо всех людей обидел. Все только радоваться станут, никто вопроса не задаст. А старушка вообще ничего не расскажет…
— Почему это?
— Бабушка умерла. Давно уже умерла.
Он убил ее, ублюдок!
— Плохого не думай, — сказал он. — Сама скончалась. Очень старая была.
— Понятно. А про меня что скажешь? Очень больная была? Как Зебо. Или просто очень глупая.
Он придвинулся ближе ко мне.
— Про тебя скажу: «Я на этой женщине женюсь». В жены тебя возьму.
Он пододвинулся совсем близко и обнял меня за плечи.
— Руку убери, — сказала я безразлично.
— Ты плохого не подумай. Я как брат…
— Лапы поганые убери! — закричала я не своим голосом.
— Зачем кричишь?
Он отдернул руки, но я видела, что он взбешен и борется с собой.
— Зарина, зачем так говоришь? Зачем на меня кричишь?
— Потому что ты мне противен. Вы все мне противны! Уходи.
Его, кажется, наконец проняло.
— Хай, сестренка. Не обижайся. Подумай. Хорошо подумай…
И потопал к лестнице. Я крикнула вслед:
— Гадо, как умерла Зебо?
Он остановился, обернулся.
— Зухур ее убил.
В доме Зухуршо на заднем дворе дрова рублю, хворост ломаю. Такие задания взводный командир всегда только деревенским дает. Наши ребята, талхдаринские, обижаются: «Мы разве других хуже? Дровосеки разве?» Я сам вызывался. Взводный засмеялся: «К кухне поближе, от службы подальше?» Я лицо глупое состроил, сказал: «Солдатская пища надоела. Может, домашним покормят». Ребята тоже засмеялись: «Э, Тыква, чем до Зухурова котла, до звезд ближе дотянуться. Брюхо набить не мечтай».
Я и не мечтал. Зарину увидеть надеялся.
Работа привычная, легкая. Дрова рублю, по сторонам то и дело оглядываюсь, Зарину высматриваю. Потом шаги слышу, оборачиваюсь — Зарина из дома выходит, в руке медный старинный кувшин несет, ко мне направляется. Походкой ее любуюсь. Легко как лань идет. Красное платье, как пламя, вьется. Темным платком голова покрыта — лицо, как луна в ночи, сияет.
Подходит.
— Здравствуй, Карим, — говорит.
Прежде думал: повезет, если издали погляжу. Гораздо лучше вышло. Рядом стоять, разговор вести посчастливилось! Зарина говорит:
— Карим, ты ведь на мне жениться хотел…
— Да, — говорю, — очень хотел. Сейчас тоже хочу, но тебя за Зухуршо замуж отдали. Значит, не судьба. Бог так захотел.
— А если бы по-другому случилось? Если бы… если бы мы мужем и женой стали… Некоторые националы женщину за человека на считают. У вас, наверное, тоже так?