Яма (Куприн) - страница 71

На первую страницу
Lichonin's words, however, provoked him.Слова Лихонина, однако, задели его.
"Oh, my God, what does it matter what we did when we were youngsters?- Ах, боже мой, мало ли что мы делали, когда были мальчишками?
We stole sugar, soiled our panties, tore the wings off beetles," Yarchenko began to speak, growing heated, and spluttering. "But there is a limit and a mean to all this.Воровали сахар, пачкали штанишки, отрывали жукам крылья, - заговорил Ярченко, горячась и захлебываясь. - Но всему есть предел и мера.
I, gentlemen, do not presume, of course, to give you counsels and to teach you, but one must be consistent.Я вам, господа, не смею, конечно, подавать советов и учить вас, но надо быть последовательными.
We are all agreed that prostitution is one of the greatest calamities of humanity, and are also agreed, that in this evil not the women are guilty, but we, men, because the demand gives birth to the offer.Все мы согласны, что проституция - одно из величайших бедствий человечества, а также согласны, что в этом зле виноваты не женщины, а мы, мужчины, потому что спрос родит предложение.
And therefore if, having drunk a glass of wine too much, I still, notwithstanding my convictions, go to the prostitutes, I am committing a triple vileness: before the unfortunate, foolish woman, whom I subject to the most degrading form of slavery for my filthy rouble; before humanity, because, hiring a public woman for an hour or two for my abominable lust, I through this justify and uphold prostitution; and finally, this is a vileness before one's own conscience and mind.И, стало быть, если, выпив лишнюю рюмку вина, я все-таки, несмотря на свои убеждения, еду к проституткам, то я совершаю тройную подлость: перед несчастной глупой женщиной, которую я подвергаю за свой поганый рубль самой унизительной форме рабства, перед человечеством, потому что, нанимая на час или на два публичную женщину для своей скверной похоти, я этим оправдываю и поддерживаю проституцию, и, наконец, это подлость перед своей собственной совестью и мыслью.
And before logic."И перед логикой.
"Phew-ew!" Lichonin let out a long-drawn whistle and chanted in a thin, dismal voice, nodding in time with his head hanging down to one side: "The philosopher is off on our usual stuff: 'A rope- is a common cord.'"-Фью-ю!- свистнул протяжно Лихонин и проскандировал унылым тоном, кивая в такт опущенной набок головой. - Понес философ наш обычный вздор: веревка вервие простое.
"Of course, there's nothing easier than to play the tom-fool," responded Yarchenko. "But in my opinion there is not in the sorrowful life of Russia a more mournful phenomenon than this lackadaisicalness and vitiation of thought.
Следующая страница