Среда, 5 марта 1879 года
<…>
С завтрашнего дня принимаюсь за работу. Даю себе еще год. Этот год буду работать еще усердней, чем прежде. Что толку отчаиваться? Да, но так говорят обычно те, кто уже начал исцеляться, а вот пока отчаяние еще тебя не отпускает… <…> Что ж, мой ангел, отчаяние никакой пользы не принесет, и, раз уж все равно ничего не поделаешь, надо работать. Разочароваться я всегда успею. Раз уж приходится, в надежде на перемену участи, влачить эту жизнь, заполним ее чем-нибудь.
Я не могу придумать, как от нее избавиться, а значит, не все ли равно – читать или рисовать? Пожалуй, такие рассуждения звучат странно для человека, который уговаривает себя приняться за работу, не так ли? Я даже не могу сказать «тем хуже»! Беда в том, что я боюсь, как бы не пришлось потом себя ругать: «Если бы, вместо того чтобы остаться в мастерской, ты подумала о себе, то, может быть, выход бы нашелся»…
Да мало ли что может быть! Вероятно, что-то можно сделать, да я не знаю что. Видите ли, как это ни мучительно, но я все время возвращаюсь к мысли, как бы привезти сюда Башкирцева… Да, как же! Знаете, чем он занимается? Обновляет дом к нашему приезду. Нет уж, спасибо! Я там была, с меня довольно. Маменьки мои ни на что не годны, а я, хоть это с моей стороны и низость, не в силах их понукать, да и потом, это бы ни к чему не привело. <…> Выход обычно находится, когда перестаешь искать. Как бы то ни было, живопись мне не повредит. Беда, что мне ни в чем не помогают – наоборот… Ну давай, давай, мой ангел, ищи себе оправданий, чтобы скрыть собственную глупость! Меня смущают истории такого рода: «И тогда она, с теткой, или с дочерью, или с матерью, принялась то и другое, и в конце концов их все стали принимать и тому подобное». Романы! Сказки! Ох, вы только подумайте! Пишу, думаю, изобретаю, мечтаю! А остановлюсь – и все то же безмолвие, все то же одиночество, все та же комната. Неподвижность мебели – словно вызов мне, словно издевка! Я здесь борюсь, окруженная всем этим кошмаром, – а другие в это время живут!!!
Слава? Какого черта! Выйду-ка я замуж за кого попало и стану жить, как все люди… К чему оттягивать эту развязку? Чего я жду? Г-жа Гавини[132] в две недели выдаст меня замуж за виконта или маркиза с рентой в шесть тысяч, который введет меня в любое общество. Стоит отказаться от живописи – и путь открыт. Тогда… надо ехать в Италию и там выйти замуж. Не в России же: если купить себе русского мужа, это будет ужас. Впрочем, в России мне выйти замуж было бы легко, особенно в провинции, но я не настолько глупа! В Петербурге? Что ж, захоти отец, он бы мог, наверное, устроить, чтобы мы провели зиму в Петербурге. <…>