– Нет, ты слышал, Артур, что он нам говорит. Сказано, что на связь выходить после успешного проведения операции, а что у нас есть на самом деле, мы же не знаем. Для этого нам нужно поспешить.
– Если там к этому времени все благополучно закончится, – перебил его Артур. – Слышите, в кишлаке бой идет нешуточный, а «духов» поперло, видимо-невидимо!
– А ты не переживай, – обозлился сержант. – Там все будет хорошо. Все должно быть хорошо. Наш капитан еще тот волк. Сейчас думайте о своей безопасности. Вперед, бойцы!
Капитан Звягинцев полностью осознал всю катастрофичность положения только тогда, когда со стороны позиции второго взвода вниз по склону выдвинулась многочисленная группа душманов. Это могло означать только одно – взвод погиб. Погибли еще совсем юные ребята, погиб радист и отрезан единственный путь отхода. Капитан корил себя за то, что не оставил с ними прапорщика Панина, но ничего изменить уже было нельзя. Как любил выражаться его отец, закрутилось колесо судьбы со своими удачами и неудачами.
Положение было критическое. Потери были огромные, и враг имел численный перевес. Третий взвод во главе со старшим лейтенантом был отрезан от основной группы и вел ожесточенный бой на правом фланге, не давая противнику двигаться к центру кишлака. Душманы перестали неистово бросаться в лобовые атаки и, расположив за пригорком минометные расчеты, стали методично закидывать минами их позицию. Мины ложились точно в центр площади, с громким треском превратили импровизированную виселицу в деревянное крошево. Обломки дерева, колотые камни и воющие металлические осколки накрыли подразделение, заставляя бойцов сильнее и сильнее вжиматься в такую ненавистную землю. Желтая противная пыль вперемешку с едким дымом заволокла горизонт. Капитан предпринял попытку прорыва к взводу старшего лейтенанта, зная, что они под минометным огнем рано или поздно погибнут, но этот маневр не удался. С другой стороны кишлака на возвышенности душманы установили пулеметы, которые расстреливали всех, кто выдвигался за дувал, не жалея патронов. Ко всему еще и боезапас был на исходе.
– Надо что-то предпринимать, – прокричал прапорщик сквозь грохот разрывов. – Всех ребят потеряем.
Прапорщик был ранен в голову, потерял много крови, но держался, изо всех сил борясь с приступами слабости.
– Знаю, Иваныч. Если сделаем бросок, то точно все здесь останемся. Плохо, что нет связи со старшим лейтенантом, эти проклятые пулеметы его тоже к земле прижали.
Капитан окинул взглядом позиции. Уставшие солдаты вопросительно и, как ему показалось, жалостливо смотрели на него. Тут же лежали тела погибших. Тошнотворный запах крови витал в воздухе. Сколько капитан ни видел убитых, а все никак не мог к ним привыкнуть. Все разговоры о том, что на войне солдаты привыкают к смерти, – домыслы. На войне солдаты только терпят смерть, но никогда к ней не привыкают, а после этого им предстоит еще долго отогревать душу от ее ледяного дыхания. Он понимал, что все они на грани нервного срыва. В таком положении человек готов на все, на любые непредсказуемые действия, которые будет невозможно ни взять под контроль, ни предотвратить. Все может пойти по безумному сценарию, и тогда они будут отданы на милость врагу. Капитан морально готовился к отдаче последнего приказа – увы, их могло спасти только чудо.