– Что?
– Я все еще хочу спрятать тебя в какой-нибудь научно-исследовательский комплекс, под землю, на минус трехсотый этаж, в мягком гробу и металлическом коробе. И чтоб еще никто подойти просто так не мог – всё по пропускам, вахта, сканер радужки и отпечатков пальцев. И то не факт, что я был бы за тебя спокоен. Но как себя будешь чувствовать ты, находясь под опекой?
– Ужасно.
– Точно. И пока ты не веришь мне, пока пытаешься защитить, откидывая с первых рядов в тыл – я тоже буду чувствовать себя ужасно. И буду проигрывать. Так у нас ничего не получится. Никогда.
Он кивает и, наконец, перестает выворачивать руку. Кладет пальцы поверх раны – очень осторожно, неуверенно. Ведет подушечками вниз, по линии. Почти так же, как тогда, на кухне. Только без лезвия.
Его немного потряхивает, взгляд подернут дымкой, но в целом испытание пройдено.
– Каково это было? – тихо спрашивает, утыкаясь в мою шею. Поцелуй короткий, невесомый. Нежный.
– Страшно. Очень. Но мы живы.
– Ты прав. Мы живы.
Эта простая истина звучит из его уст как нечто удивительное, невероятное. Руку даю на отсечение, он даже не задумывался об этом, занимаясь самобичеванием. Всему-то их учить надо, Учих этих…
Саске обвивает меня руками и гладит спину – так медленно, что успевает пальцами прощупать каждый позвонок. Неспешные, немного ломанные движения перетекают в мягкие и уверенные.
– Хочу кое-что тебе показать, Наруто. Только не смейся, хорошо?
– Ничего не могу обещать.
Учиха морщит нос, а затем выпускает меня из объятий и поворачивается спиной. Затем чуть-чуть оттягивает ворот своей футболки. Сначала я вылавливаю острую черную полоску на белой коже – сердце ухает вниз, к почкам, и продолжает остервенело биться уже там. Тяну ткань ниже и полотно раскрывается полностью.
У него тут…
Перо.
– Перо? – тупо повторяю я.
И доходит. Долго доходит, с минуту, наверное.
Левитация маленьких предметов – это мой коронный навык. Если бы кому-то требовалось найти штуку, которую я брал в руки так же часто, как Саске – карты, он бы нашел именно перо.
– Когда успел? – спрашиваю, а большой палец обводит покрасневший край татуировки. Кожа всё еще немного воспалена.
– После… той «операции», мы ездили к Саю и были «полотнами»…
– Итачи тоже?
– Ага. У него теперь какой-то санскритский треугольник прямо под волосами, на шее. Понятия не имею, что он значит. Я в подробности разговоров этих двух даунов с синдромом поиска глубинного смысла не вдавался.
– Вы с Саем помирились? – осторожно касаюсь губами самого кончика пера. Саске откликается с задержкой, изо всех сил стараясь расслабить плечи.