— Этого знаю.
— Ну, так с чем пожаловал? — спросил Ляпаев.
— Насчет весны.
— Возьму. Нужен на стойку человек.
— Так я хотел насчет оплаты.
— Как и всем, что тут договариваться?
— Маловато, Мамонт Андреич. Разве сравнить меня с другими.
— Ни сбруи у тебя, ни лодки. Выходит, пустое ты место без меня. Несчастье какое — ты прыг с лодки и пошел, а я мошной за все отвечай, снова добро наживай. Не обессудь. Все вы одинаковы для меня.
Деваться некуда, согласился Илья. Только осенью все обернулось иначе. Стояли в чернях на якоре. Ночью ударил мороз, лед поплыл. Сети унесло в открытое море, а реюшку срезало.
Илья вместе с двумя другими рыбаками чуть жив остался — выбирался еле-еле, где по хрусткому льду, где вброд по мелякам в ледовой воде. Всю зиму провалялся — крепко застудился. А Ляпаев при расчете удержал-таки половину заработанного — за сбрую и лодку, мол. Человек околеет — бровью не поведет. Главное для него — добро.
Дело-то прошлое. К концу зимы едва оклемался Илья, и прежняя заботушка — как весну встречать — овладела им. После того случая он и слышать не хотел про Ляпаева. Но куда прислониться — ума не мог приложить. Можно, конечно же, на промысел рабочим наняться. Только редко кто из ловцов идет на это: по уши в тузлуке возиться да вшей кормить в казармах трехъярусных — не рыбацкое занятие. На промыслах все больше люд пришлый, с верхов — хохлы, казахи да татары. Они морюшко не видели, шест в руках не держали — самое им место на промыслах, тачки катать да носилки нянчить. По грехам и муки.
Были сумерки. Запорошенные окна скупо процеживали скудный свет. В полутьме оставаться одному в мазанке Илье было невтерпеж, и он, сам не решив еще, куда пойдет, засобирался. Уже выйдя из калитки, подумал: «Схожу-ка к Макару. Может, что сообща придумаем. Артелью любая работа легче…»
Шагал вдоль улицы неспешно, руки в карманах стегашей. Любой забор ему по грудь, дворы — как на ладони: кто что делает — все на виду.
Поравнялся с крепкожилинским подворьем. Дмитрий Самсоныч и Яков что-то мастерили под навесом — и мороз им не помеха.
Сумерки быстро сгущались. С моря по свинцово-серому небу плыли рваные тучи. Они заволакивали небо, обещая снег. Буро-землистые мазанки размытыми пятнами темнели в ночи. Среди них дом Ляпаева громадиной возвышался на берегу протоки. Даже в темноте играли рисунком резной фронтон, оконные наличники и широкие двустворчатые ворота. В глубине двора — амбары с ловецким хозяйством. Двери настежь растворены. В скудном свете фонарей — тюки ставных сетей, круги хребтины, ящики… Илья остановился в нерешительности: может, опять к Ляпаеву наняться? Но тут же отогнал от себя эту мысль. Хватит!