Самогонка подействовала тут же — глаза у него покраснели, губы искривились в пьяной усмешке.
— Шампанское... Прежде, когда мы кутили, с нами бывали женщины. — Он хрипло засмеялся. — Покорные, послушные красавицы.
Выпил еще стакан, подошел к Фросе.
— Напомни мне былые дни, конопатая нимфа.
Фрося ничего не успела сообразить, как он цепкими, сильными руками ухватился за ворот ее платья, разодрал вместе с рубашкой. Девушка вскрикнула, прикрыла руками оголенную грудь. Офицер пьяно осклабился.
— Утро лирических воспоминаний. Взамен чернобровых, темпераментных цыганок — рыжая, рябая скотница. — Он подошел к Фросе вплотную, дохнул самогонкой. — Я могу смаху разрубить тебя, сибирская Афродита. Могу пристрелить. Но ты меня не бойся, я не дикарь. Говорят, я чем-то похож на школьного учителя. Правда? Я тебя не трону. Спой мне песенку, ладно? Любовную, сибирскую песенку. Ты пой, а я буду смотреть на тебя и завтракать. Раньше слушал цыганский хор, смотрел на голых красоток, а сейчас на тебя одну... Понимаете, какая вам честь, корявая Венера?
Он сел на свое место. Испуганный Лука дрожащей рукой налил ему самогонки.
— Что же ты молчишь? — Офицер заметил, что Фрося прикрыла грудь, резко крикнул: — Опусти руки! Слышишь? Руки по швам! Подними платье. Выше колен! Еще! Да ты никак стыдишься? Забавно. — Он скрипуче засмеялся. — Теперь пой любовную песню.
Фрося стояла перед ним с дикими от ужаса глазами.
— Пой, сирена, лукавая соблазнительница, — со смешком проговорил офицер, жадно разглядывая Фросю. — Потешь меня... Я люблю девичьи задушевные песни. Пой, а то угодишь в сарай, к тем. Сначала отдам казакам, а потом к стенке
Горло у Фроси перехватило, она не могла открыть рта.
— Пой, стерва! — заорал офицер, вытаскивая наган. — Убью.
— Пошто вы так, ваше благородие, — робко заикнулся Лука.
Фрося запела, давясь рыданиями:
Не летай, мой соловей,
мимо клеточки моей.
Не садись, мой соловей,
ты на ветку зелену.
Офицер покачивал ногой, не спускал с нее пьяного взгляда, улыбался. Но вот голова склонилась на грудь, он прикрыл рукою глаза. За своей спиной Фрося услышала участливый шепот:
— Пой еще, сейчас уснет... Пой, а то плохо будет.
Фрося узнала голос денщика. Незаметно опустила платье, заслонилась от офицера
— Пой... — еще раз шепнул денщик.
Превозмогая себя, Фрося запела:
Што же ты, пташечка, привзуныла,
пошто же ты громко не поешь?
Разве жизнь тебе не мила,
зато ты громко не поешь?
— Как, как? — встрепенулся офицер. — Привзуныла? Ха-ха... Нелепость. Пой дальше.
Я когда была на воле,
пела летом и весной.
Теперь я в клеточку попала,