пациента или нет, даже не удосужившись предварительно с ним встретиться.
Происходящее все сильнее раздражало меня и вызывало все большее отторжение.
Многие из моих коллег жаловались на то же самое.
Однако вопреки всему я по-прежнему чувствовал огромную личную
ответственность за каждого из своих бедных пациентов. Конечно, вполне могло
быть, что мое возросшее недовольство связано и с тем, что мне доводилось
оперировать все меньше и меньше. Хотя по сравнению с некоторыми другими
хирургами мне еще повезло, ведь у меня было целых два операционных дня в
неделю. Многие из моих коллег оперируют один-единственный день в неделю;
впору задаться вопросом: а чем им заниматься остальное время? В последние
годы число хирургов в стране заметно увеличилось, тогда как операционных,
необходимых для работы, больше не стало. Или же, в конце концов, причина
моего раздражения могла крыться в том, что я состарился и устал – и мне в самом
деле пора уходить. Часть меня с нетерпением ждала увольнения: я избавлюсь от
вечной тревоги и переживаний и сам смогу распоряжаться собственным
временем. Но другая часть моего разума считала, что на пенсии моя жизнь резко
опустеет и будет мало чем отличаться от смерти; что меня поджидает старческая
беспомощность и, возможно, скорая деменция, на которой моя жизнь, собственно,
и завершится.
За выходные поступило меньше неотложных пациентов, чем обычно, и в
отделении интенсивной терапии хватало пустых коек – весьма вероятно, что мне
удастся приступить к запланированным на сегодня операциям в назначенное
время. Хейди, анестезиолог, вернулась из длительного отпуска по уходу за
ребенком и снова приступила к работе, правда, не на полную неделю. Мы были
старыми друзьями, и я очень обрадовался ее возвращению. Хорошие отношения
между хирургом и анестезиологом исключительно важны, особенно если
возникают проблемы, так что в сложных случаях без коллеги, с которым ты
дружишь, попросту не обойтись.
Я зашел в наркозную комнату, где Хейди вместе с помощницей уже погрузила
Питера в наркоз. Помощница налепила широкий пластырь на лицо Питера,
чтобы зафиксировать эндотрахеальную трубку – ту самую, которую Хейди перед
этим вставила ему через рот и трахею прямо в легкие. Лицо Питера скрылось за
полоской пластыря, и процесс деперсонализации – который начинается, когда
введенные внутривенно препараты для анестезии оказывают свое действие и
пациент теряет сознание, – завершился. Я наблюдал за этим процессом тысячи
раз; его, без сомнения, можно отнести к одному из чудес современной медицины.
Только что пациент бодрствовал и вовсю разговаривал, волнуясь из-за