Приходили другие мысли, пугалась, шарахалась душою от них Василиса, но не прогоняла, стараясь быстрее привыкнуть. Зачем мне эта ширма, уже рассуждала она, пять и шесть лет траура вполне достаточно. Снять платок и все черное, пройтись по деревне в белом платье, пусть все видят, что она не баба-Яга, а красавица. Подойти к нему, махнуть платочком, приглашая на танец… Василиса вздыхала, представляя, как они танцуют вдвоем, он держит ее за талию, прижимая все ближе. Смахивала наваждение, плакала, только слезы уже были другими.
Девять утра и уже рассвело, но в деревне тихо, даже петухи кукарекают редко и по отдельности, не заливаются в голос, как летом. Тишина нависла над сопками, речкой и лугом. Медленно, медленно падают первые снежинки, особенно не витая и не кружась. Словно узорчатый пух летит с неба разными формами снежинок и покрывает землю. Она становится пятнистой, белея все больше и больше, превращаясь в тонкую снежную перинку.
Запятнели и сопки хвойной зеленью и пушистым снегом, речка совсем почернела, словно растворяющиеся в воде снежинки красили ее другим, противоположным, цветом.
Деревенские мужики двинулись в райцентр за охотничьими лицензиями и патронами. Завели, как говорил Назар, обчественный транспорт, на нем и поехали хором. Дед Матвей, сидя в кузове, рассуждал вслух:
— Василиса не поехала с нами за лицензией, а охотится всегда.
— Так она никогда ее не брала, из Грязновки сильно не находишься в район, — пояснил известное всем, Мирон Петров.
— Дак это… И Андрей не поехал, лицензию раньше всегда брал, — гнул свое дед Матвей.
— Ты нас с Андреем не ровняй. У него зять генерал, кто его теперича тронет? — возразил Назар.
— Дак я это… кто нас проверял когда?
— Никто, — хором ответили мужики.
— Дак и я, мужики, к тому же, — пояснил дед Матвей.
— Че к тому же? — возразил Назар, — положено и берем лицензию.
— У тебя, Назарка, все положено и обчественное. Тебе, ежели власть дать, дак коммунизм сразу наступит.
Мужики засмеялись, а дед Матвей продолжал:
— Я, намеднись, к Михайловым заходил, телевизор краешком глаза глянул. О нефти говорили, о какой-то игле. Не знаю, что за игла, но нефть точно общественная, в земле она находится. А продают ее боровы наши. Как это… во, вспомнил, олигарки. Что тебе, Назар, как обчественнику, от этой нефти достается? Пшик с маслом. Ты говоришь положено… Государству тоже положено деревню не бросать. Через неделю мост понтонный разведут до мая и мы, как на острове в Ледовитом океане. Ни связи, ни работы, ни черта.
Дед Матвей замолчал, доставая кисет и скручивая цигарку. Мужики закурили, пуская сразу же уносимый ветерком дым. Минут десять ехали молча. Старенький Беларус пыхтел, но тянул тележку исправно.