– Сегодня я пойду в театр, – промямлил Брайан. – Наверное, там я почувствую себя ближе к ней. Все лучше, чем целый день сидеть в гостинице. И если по правде, я ни с кем не хочу говорить.
– Давайте я вас отвезу, – сказал Арман, вставая. – Мне как раз в ту сторону.
У двери они нашли одежду.
– Наденьте-ка свитер, а я пока позвоню, – сказал Арман.
Он прошел в кабинет, плотно закрыл дверь и набрал тайный номер в Оттаве. Часы показывали половину девятого. Обменявшись кое с кем несколькими словами, он повесил трубку.
К полудню они будут знать больше о Мэри Фрейзер и Шоне Делорме.
Брайан ждал его у входной двери в любимом синем кашемировом свитере Армана.
– Боюсь, он великоват для вас, – сказал Гамаш, помогая Брайану закатать рукава.
– Вы тоже едете в Ноултон? – спросил Брайан.
– Нет, чуть дальше. Я могу высадить вас у театра, а потом забрать через пару часов, если вас устраивает.
Он не сказал, что собирается в Хайуотер. Чем меньше народа будет знать, тем лучше.
Отъезжая, Гамаш увидел профессора Розенблатта – тот сидел на скамейке, закутавшись от резкого ветра, и кидал хлеб птицам. Ветер срывал с деревьев осенние листья, которые вихрем кружились вокруг профессора вместе с возбужденными птицами, хватавшими кусочки хлеба, отчего возникало впечатление, что природа вокруг старого ученого взбесилась.
И опять Арман не мог понять, почему профессор все еще остается здесь, а не сидит дома перед камином, в тепле и безопасности.
Клара и Мирна подошли к скамейке и сели по обе стороны от профессора.
– Доброе утро, – сказала Клара. Ей пришлось почти кричать, иначе профессор не услышал бы ее за воющим ветром. – Как вы спали?
– Боюсь, что вчера вечером я выпил лишнего, – сказал он. – Я вышел сюда подышать свежим воздухом.
– Этого добра здесь хватает, – сказала Мирна, пытаясь убрать шарф с лица.
По другую сторону от профессора Клара боролась со своими волосами.
Розенблатт предложил им по кусочку черствого хлеба, чтобы побросать синичкам, сойкам и снегирям.
– Прожорливые, – заметил он. – Теперь я понимаю, откуда взялось это слово.
Ветер подхватывал кусочки хлеба, которые они бросали, кружил их по лугу вместе с листьями и птицами.
– Примите мое сочувствие в связи с потерей вашего друга, – сказал Розенблатт, глядя на неразбериху, возникающую вокруг кусочков хлеба.
– Ужасно, – кивнула Клара. – И еще хуже оттого, что никто нам ничего не говорит. Мы подумали, может, у вас есть хоть какие-то ответы.
– Я попытаюсь.
– Мы слышали, что смерть Антуанетты может быть связана со смертью Лорана, – сказала Мирна. – Это правда?