– Кола, – предложил он наконец.
– Так нельзя, – запротестовала я.
– Почему?
– Потому что это не еда, а напиток.
– Ты так серьезно относишься к играм? – хмыкнул он.
Подул ветер, листва на деревьях негромко зашуршала.
– Нет, – сказала я, засунув руки в карманы, – но кола – не еда, а напиток. Надо играть по правилам.
– Ты всегда требуешь соблюдения правил?
– Моя сестра постоянно жульничала, так что я привыкла держать ухо востро.
– Жульничала в этой игре? – удивился он.
– Жульничала во всем. Когда мы играли в «Монополию», Кэролайн всегда хотела быть банкиром, а потом брала займы в собственном банке и плату за обслуживание с каждой сделки. Только лет в десять или одиннадцать, играя с другими ребятами, я узнала, что так делать нельзя.
Уэс громко расхохотался, и я сама не смогла удержаться от улыбки.
– А если мы играли в гляделки, – продолжала вспоминать я, – она всегда моргала, а потом начинала доказывать, что мне почудилось. А когда мы играли в «Правду», она без конца врала, глядя мне в глаза.
– В «Правду»? – переспросил Уэс. – Что за игра?
– Ты никогда не играл в «Правду»? – удивилась я. – Серьезно? А что же вы делали в машине во время долгих поездок?!
– Ну, обсуждали политику, мировые новости, вели остроумные беседы, – пожал плечами Уэс и снова рассмеялся, заметив выражение моего лица.
– Спокойно, я шучу. Мы обычно читали комиксы или дрались, пока отец не заявлял, что сейчас остановит машину и всыплет обоим. А потом, с мамой, пели кантри.
– Ты пел кантри? – удивилась я, не в силах представить себе такую картину.
– У меня не было выбора, как и в случае с чечевичным батоном. Я знаю весь репертуар Вуди Гатри.
– Спой что-нибудь. – Я шутливо подтолкнула его локтем. – Я же знаю, ты хочешь мне спеть!
– Нет, – твердо отозвался он.
– Ну пожалуйста, у тебя должен быть прекрасный голос.
– Вовсе нет.
– Уэс, я серьезно.
– Я тоже, Мейси. Нет.
Мы снова замолчали. Где-то вдалеке показались фары, но сразу же исчезли. Уэс вздохнул, а я подумала: интересно, сколько мы уже прошли?
– Итак, «Правда», – вдруг произнес он. – Как в нее играть?
– Это потому, что ты не можешь придумать еду на букву «к»?
– Нет, – сердито отозвался он. – Ну, может быть. Так как играть?
– Мы не можем играть в «Правду», – покачала я головой.
Тем временем мы поднялись на небольшой холм, и с одной стороны дороги началась изгородь.
– Почему же?
– Потому что это может быть действительно неприятно.
– В каком смысле?
– Поверь мне. Надо говорить правду, даже если не хочется.
– Я могу с этим справиться, – заверил он меня.
– Да ты просто не можешь придумать еду на «к», – поддела я.