Все соответственно, значит. Он аккуратно и точно толкнул лист бумаги, который прилетел прямо под пятерню Ивана. Иван восхищенно покрутил головой, наклонился чуть в полупоклоне и опять же — в глаза хоть взглянуть. Не увидел глаз, и вышел, слегка задумавшись, и чуть не влетев лбом в угол. Месяц пролетел в хлопотах. Ровно через месяц, день в день, в почтовый ящик лег красивый пакет, весь в печатях. Ответ был, как объяснил бы этот чиновник, благожелательно-отрицательным. То есть, в преамбуле утверждалось, что инициатива снизу, из масс — это хорошо, но потом сообщалось, что именно этого числа и именно в то время, и в том месте, как указано — нельзя. Иван похрустел пальцами, непривычными к тонкой работе писарчука, и накатал жалобу в районный суд. Суд вернул жалобу без рассмотрения в связи с неправильным указанием ответчика. Не было также указано, что и как было нарушено ответчиком, и в чем конкретно был нанесен ущерб или какой именно закон и как был нарушен. Иван написал в прокуратуру. Папка, куда он подшивал раз за разом полученные ответы, пухла хоть и не на глазах, но достаточно быстро. Прокуратура пригласила на беседу. Там сидел молодой паренек после юридического в форме с погонами. Он радовался возможности ущипнуть чиновников. Но было бы лучше, говорил он, если бы был факт вымогательства взятки. А так — практически не о чем говорить. Иван написал в городской суд, в городскую прокуратуру, в приемную депутата и лично президенту. Отовсюду пришла квитанция в получении.
А потом начались возвраты и отказы.
— Ну, что мне делать, а? Такой зажим, такой зажим, — жаловался он друзьям. — И ведь, если бы он, скажем, взятку вымогал… Так нет!
Рыба вяленая. Ничего конкретного не говорит, в глаза не смотрит, а потом — бац! Снова отказ. И суды все купленные. И вообще — никакой у нас, получается, законности и демократии. Прямо хоть устраивай пикет перед администрацией…
— А мы бы и поддержали, — сказали друзья. — Мы народ боевой и веселый. Только скажи, за что именно воюем? В чем зажим демократии?
За что — на баррикады?
— Вот первое письмо, — высыпал Иван из папки свои бумаги. — Вот второе. Вот, что суды не приняли…
— Так, это…, — сказал самый близкий друг. — Ты, кажись, того, чего-то… Нафиг тебе было спрашивать разрешения на партию в преферанс?
— А чтобы все было по закону!
— Шапку — долой! — внезапно раздался окрик сзади. И через мгновение, почти без паузы:
— Стоять! Предъявиться! Я замер, чуть даже присев от неожиданности. Обернулся на окрик.
За спиной — какой-то патруль, что ли. Идут, много их, все в гражданском, в темном, выстроившись поперек улицы. И, главное, нет почему-то больше никого этим вечером рядом. Один я здесь. Мне кричат, выходит.