— Ну что ж мне делать-то, Мить, ну куда ж мне идти? Жена, говорит, заболела, при смерти. Надо, говорит, ее капиталом распорядиться, а то родня заграбастает. А свой-то капитал весь в Рогожское отвез, матери Манефе на сохранение сдал. Ну, а мне — иди куда хошь! Вон машинку мне швейную купил. Работай, говорит. Зингеровскую, самую лучшую. Работай — вот тебе и всё!
— Как же, заставишь тебя работать! — проворчал Кузьмич. — Вон она стучит с утра до ночи, — Кузьмич, видно, кивнул в сторону Раиды, у которой неумолчно стрекотала машинка, — а в золоте не ходит!
— Я буду работать, Мить, ей-богу, буду работать!
Соня слушала и старалась понять: а какое дело Евдокии Кузьминишне до того купца, который к своей жене уехал? И почему она теперь должна работать, такая красивая и нарядная?
И вдруг вспомнились рассказы Анны Ивановны о том, как Душатка ее зеркало разбила, а Кузьмич ее, пьяную, отхлестал ремнем. Когда Евдокия Кузьминишна вошла в квартиру, вся шумящая и сверкающая, Соне даже на ум не пришли эти рассказы. А теперь они становились похожими на правду. Вот она просится к брату пожить немножко, потому что ей жить негде и не на что, и плачет, а он бранит ее… Как же это так? Ведь она богатая, у нее все руки в кольцах, а почему же ей жить негде и не на что?
Евдокия Кузьминишна осталась ночевать, притулилась у Анны Ивановны на сундучке.
А наутро решили так. Хозяева переберутся в Кузьмичеву комнату, проходную займет Кузьмич с Анной Ивановной, а в Дунечкину поместят Евдокию Кузьминишну.
Наутро переехала Евдокия Кузьминишна к ним. Она расчесала свои черные локоны, пригладила их, надела простую широкую кофту и села вместе с Анной Ивановной подбирать и клеить зеленые бумажные листочки.
Вскоре все в квартире привыкли к ней, стали называть ее просто Кузьминишна. Зингеровскую свою машинку она так и не открыла ни разу: «А ну ее к лешему!» Она не умела шить и учиться шить не хотела. Но, чтобы не есть даром хлеба, помогала Анне Ивановне клеить листики и делать букеты. Это у нее получалось хорошо.
Соне почему-то было жалко ее. Жалко, что черные блестящие спои волосы Кузьминишна уже не завивала волнами, а причесывалась гладко, на прямой пробор. Вместо платья с бисером на ней была темная фланелевая кофта. И только на белых руках ее по-прежнему сверкали кольца. Соня любила, ласкаясь, опереться на ее колени и разглядывать колечки: нежную бирюзу, темные вишнево-красные гранаты, искристые, полные острых огоньков маленькие бриллианты…
Однажды Соня не досчиталась одного колечка — самого ее любимого, с веточкой изумрудов.