— Утром еще. Торопили их, над душой стояли. Хозяйскому сыну квартиру готовят.
Соня выбежала во двор, бросилась к Шуриным окнам. Но эти окна глядели нынче чуждо и незнакомо, в них не видно было ни коричневых селиверстовских штор, ни белых занавесок. Толстая тетя Стеша, домовладельцева кухарка, мыла одно окно, раскрыв рамы. У Сони слезы подступили к глазам: все! Уже уехали!
«А может, они еще в кухне?» — подумала Соня, хотя уже понимала, что и в кухне Селиверстовых нет.
Но все-таки взбежала по лестнице и заглянула в кухонное окно. Там было темно и как-то особенно тихо. Соня потянула за скобу знакомую, обитую клеенкой дверь, — дверь была заперта.
Соня медленно спустилась с лестницы. Очень трудно было понять и привыкнуть к тому, что Шуры уже нет и что в Шуриной квартире будут жить какие-то чужие люди. С ощущением беды, которая все-таки случилась, Соня вернулась домой.
Ребята каждый день бегали смотреть, как готовят квартиру хозяйскому сыну. Соня с молчаливой печалью видела, как сдирают со стен такие знакомые и привычные обои, на которых по желтому полю рассыпаны маленькие белые цветы. Новые обои, красные с золотом, сразу сделали квартиру чужой.
Приходили маляры, полотеры с кистями и ведрами. За работой наблюдал сам хозяин, Лука Прокофьевич. Маленький, сутулый, с покрасневшим круглым носиком и быстрыми, все видящими глазами, он то и дело покрикивал на рабочих:
— Ты что ж… по-твоему, это побелка? А ну-ка, возьми кисть да как следует, как следует! Его благородию, офицеру, квартиру отделываешь, не кому-нибудь. Офицеру, царскому слуге! Вот как у нас!
Через несколько дней, когда квартира была отделана, во двор въехал ломовой извозчик Алексей Пуляй с подводой, нагруженной вещами.
— Приехали! — разнеслось по двору. — Молодые хозяева приехали!
На приезжих вышли посмотреть. Подошла, повесив белье и вытирая красные руки, Паня-прачка. Вылезла из подвала старушка, которая ходит на паперть просить милостыню. Дворник Федор остановился со своей метлой. И, конечно, гурьбой сбежались ребятишки.
Все почему-то притихли, говорили вполголоса, почтительно. Да ведь и как не быть почтительным: приехал сын домовладельца, хозяина дома! Уж, верно, богатый — вон какие вещи-то на возу!
Пуляй развязал веревки, и они вдвоем с Федором начали снимать с воза большой, тяжелый стол с колесиками на ножках. Сам Лука Прокофьевич помогал им и все приговаривал:
— Полегче, полегче… Полировку не поцарапай… Такая вещь денег стоит!..
Любопытных во дворе понемножку прибавлялось. Вышли тетеньки-прачки, спустилась сверху худенькая, бледнолицая белошвейка — Олина мать, подошла Аграфена, торговка с Сухаревки, рыжая горластая баба в синем платке. Загудел оживленный разговор.