И как же это уехать куда-то к чужим людям, в чужой двор? Там ведь и ребятишки чужие, они будут бить Соню. И в квартире все будут чужие… А как же Анна Ивановна с Кузьмичом? А Дунечка, а художник?..
— Что ж поделаешь! — ответил на все это отец. — Все они так и будут жить, как жили. А нам съехать придется.
— Я не хочу съезжать! — сказала Соня и залилась слезами. — Не хочу я на чужой двор! Я боюсь! Я не хочу!
— Ну, ну, не глупи, — сурово сказала мама, — не твое это дело!
Соня замолчала, но горе ее не стало меньше. Она никак не могла себе представить, что все будут жить здесь, как жили, а они будут жить на чужом дворе, среди чужих людей. Это было и страшно и непонятно. Это все равно, если бы старый клен, который всегда здесь рос, вдруг взял бы да и пошел куда-то со своего двора. Как же это можно? Клен здесь вырос — да ведь и Соня здесь выросла!
Отец и мама стали прикидывать, куда идти искать квартиру. Квартир и комнат в Москве сдается сколько хочешь. Но где найти такую, чтобы и коровник был? Не всякий-то хозяин с коровами пустит. Нынче уже не любят держать во дворе скотину. Таких, как Лука Прокофьевич, не скоро найдешь — у него не только их коровы, вон и лошади стоят. Что ж теперь, Пуляя тоже выгонят, что ли?
Анна Ивановна выслушала все эти разговоры. Она слушала и кивала своей пушистой пепельно-русой головой с пучком на макушке. Она тоже опечалилась. Уже привыкли друг к другу, жить ей здесь нравилось — дружно, спокойно, просто… Как видно, придется на себя брать квартиру — ведь должен же кто-то быть квартирной хозяйкой! А этого Анне Ивановне совсем не хотелось. Тут и с жильцами надо ладить, и печку топить, и о дровах заботиться. А уж на что лучше ей жить за такой хозяйкой, как Дарья Никоновна!
— А вы вот что, — сказала Анна Ивановна. — Пойди-ка ты, Никоновна, к самой, Екатерине Михалне, поговори с ней. А в случае чего, посули накинуть рублика два за квартиру. Ведь этот старый с тем и пришел — попугать да поприжать. Да нетто он выгонит? Не выгонит. Куда он свои сараи-то девать будет? Кому они нужны? А вот постращает, да и согласится. Ей-богу!
Дарья Никоновна так и сделала: пошла к домовладелице.
Хозяева жили во флигеле, в самой лучшей квартире, на третьем этаже. На их подоконники, слетая с чердака, садились голуби. В одном из окон всегда горела красная лампада. Екатерину Михайловну люди во дворе видели лишь изредка, когда она по праздникам проходила в церковь. Это была полная, важная старуха. Из-под черной кружевной косынки белели седые волосы, расчесанные на прямой пробор. Карие глаза глядели строго, черное шелковое платье жестко шумело. У нее была толстая нижняя губа, и от этого ее лицо казалось презрительным, будто она ни с кем и знаться не хочет и даже смотреть ни на кого не желает.