— Простите меня, Олив. Поверьте, мне очень жаль — не его, конечно, а вас. Только ради вас я дал ему шанс. Помните, я предупредил вас, что в Учреждении он будет целее — а ведь я пересек полмира, гоняясь за ним. Он должен был ответить за Эльзу.
— Не понимаю. Ничего не понимаю. Кто вы такой?
— Я думал, вы уже знаете. Я Борис Глыдр, двоюродный брат Эльзы. Меня из Польши послали в Америку, учиться в университете. Дела в Европе шли так, что дядя решил: мне лучше принять американское гражданство. Так я стал Эндрю Питерсом. Когда началась война, я вернулся в Европу, работал в подполье. Мне удалось вывезти дядю и Эльзу из Польши и отправить в Америку. Эльза… я вам о ней уже говорил. Она была ученым высочайшего класса. Это она открыла зет-расщепление. Беттертон был молодым канадцем, приставленным к Маннгейму в качестве ассистента. Дело свое он знал, но не более того. Он и ухаживал-то за Эльзой, и женился на ней, чтобы примазаться к ее работам. Когда ее эксперименты были близки к завершению и он понял, каким великим открытием будет зет-расщепление, он ее отравил.
— Не может быть!
— Так оно и было. В то время никаких подозрений не возникло. Беттертон, казалось, был безутешен, с головой окунулся в работу и через некоторое время объявил об открытии зет-расщепления, выдав его за свое. Это принесло ему все, чего он мог желать: славу и научное признание. После этого он счел за лучшее уехать из Америки и перебраться в Англию. Там он работал в Харуэлле.
После войны у меня были кое-какие дела в Европе. Поскольку я свободно говорю по-немецки, по-русски и по-польски, я приносил определенную пользу, и мне пришлось там задержаться. Письмо, посланное мне Эльзой перед смертью, меня насторожило. Болезнь, от которой она страдала и в конце концов умерла, показалась мне странной и необъяснимой. Добравшись наконец до Штатов, я стал требовать проведения расследования. Не буду углубляться в детали, но мне удалось кое-что обнаружить. Этого было достаточно, чтобы добиться постановления об эксгумации[230]. В аппарате прокурора округа работал один малый, близкий друг Беттертона. Примерно в это время он должен был ехать в Англию и, думаю, навестил там Беттертона и упомянул об эксгумации. Беттертон перепугался до смерти. Вероятно, уже тогда к нему подъезжали агенты нашего друга мосье Аристида. Так или иначе, он понял, что это лучший способ спастись от ареста и суда за убийство. Он принял их условия, оговорив, что ему должна быть изменена внешность. Правда, он прогадал, попав в самое что ни на есть настоящее заключение. Кроме того, он оказался под ударом, поскольку не мог выдавать требуемого, то есть научную продукцию. Гением он никогда не был.