Всю ночь Катюха убеждала, уламывала отнекивающуюся Альку. Со дна жизни, из грязи в князи поднимется Алька. Накопит на городскую квартиру с хрустальной люстрой. Каждое утро будет ложиться в жемчужную пену ванны, как Венера.
— Вон, — кивала на светящийся экран, на крашеных блондинок, — эти сосульки, думаешь, через другое место в столицу пролезли? Через то самое.
Взяла Альку тем, что пообещала купить кофточку. Алька видела на рынке: розовенькая, стразы по косой кокетке…
За городом на объездной кольцевой, недалеко от АЗС, в низеньком молодом сосняке пряталась, струилась дымком шашлычная «У Рахима». На крытой, влажной и тёмной от росы веранде, в пластиковых креслах, белых, твёрдых и холодных (как у гинеколога, подумала Алька), девушки ждали хозяина. Катюха насвистывала «Заведу себе грузина», нервничала — и не зря. Алька категорически не понравилась Рахиму.
— Ни души, ни тела, — скривился он, едва взглянув на Альку. — Тащишь кого попало. Дальнобойщик, он натаскан на бабищах плечевых выносливых — ух! — туго сжал и выбросил волосатый кулак.
— На костях мясо слаще, — унизительно уговаривала Катюха. — Она свеженькая, Рахимчик, деревенская. Какие её годы, шестнадцати нету. Самая сласть. Откормим, мясо нарастим — нашим плечевым ещё фору даст.
Катюха да не уговорит. Едва хозяин, прихватив Алькин паспорт, ушёл к своим мангалам, лихо забросила ногу на ногу: из джинсов выперла, как тесто, ослепительно белая складка кожи. Закурила.
— Ломается Рахимка. Цену сбивает… Ну вот, — она повела сигареткой вокруг, — твоё рабочее место, перевалочный пункт. Фронт работ. Птички поют, воздух… Курорт! Э, Алька, мне бы начинать, как ты начинаешь…
Она поискала пепельницу — не нашла. Воровато оглянувшись, стряхнула пепел в банку с крупными росистыми свежими ромашками.
— Я тогда с родителями разругалась: на кофточку всё лето копила, а они пропили. Вылетела, в чём была, за деревню на федеральную трассу. Ливень хлещет, я на голову тепличную плёнку натянула. Туфли размокли, волосы хоть выжимай. Кто у такой чучелы остановится? Несутся фуры мимо, грязной водой с головы до ног окатывают, гудят в насмешку… Потом один пожилой пожалел, остановился, — Катюха задумалась, тряхнула головой. — Лучше б не останавливался. Твоя дискотека — цветочки…
Взглянула на вытянувшееся Алькино лицо и расхохоталась:
— Не дрейфь, Алевтина!
— Кать, а почему — плечевые?
— А кто как говорит. Кабина тесная, оптимальная поза: ноги на плечи. Но я считаю, плечевые — это потому, что водила на женском плече засыпает. На тёплом мягком надёжном плече. Боевая подруга, походно-полевая жена. А ещё, — вспомнила, — шоферня так между собой перегон, отрезок дороги называет — плечо. Плечо дороги… О, вон и наши клиенты.