Из недавнего прошлого одной усадьбы (Олсуфьев) - страница 145

Софья Владимировна Олсуфьева. Около 1940. Фотография из следственного отдела НКВД

Составив список на ряд интересных предметов мебели и нескольких фарфоровых ваз и тарелок с видами, мы стали осторожно спускаться, помня просьбу директорши прикрыть доскою окно, чтоб не захлестывал на лестницу дождь. Велико же было наше удивление, когда «доской» оказалась древняя, не моложе XV века, икона Бориса и Глеба, ставившаяся живописью наружу в незастекленную бойницу. Пришлось подниматься и искать среди музейного скарба что-то более подходящее для роли «ставни». К сообщению нашему о ценности использовавшейся ею ранее для этого иконы ахающая и охающая после ушибов директорша осталась совершенно безучастной. Но когда через пару дней я, забежав в Галерею, проинформировал об виденном Олсуфьева, он тут же проявил максимум энергии, в Коломну была командирована В. И. Антонова, привезшая многострадальную икону. После реставрации ее признали работой рубежа XIV–XV веков и как исключительно редкий для Московского княжества памятник включили в постоянную экспозицию.

Юрий Александрович Олсуфьев. Январь 1938. Тюремная фотография из следственного дела НКВД

Остается рассказать о домике, где последние годы жил Юрий Александрович и откуда ушел в небытие. Поселочек при платформе «Ухтомская», названной так не по князьям, а по фамилии машиниста, прославившегося во время декабрьского восстания 1905 года, был застроен в 1920-х годах стандартного типа домиками с небольшими приусадебными участками, распланированными по прямоугольной сетке. Половину такого домика то ли приобрели, то ли сняли, не припомню уже, Олсуфьевы в 1929 году, когда пришлось покидать Загорск. Тогда там был застрелен какой-то местный партийный деятель, а убивший его был домовладельцем. Этому делу в газетах была придана большая огласка; писалось, что Загорск переполнен «бывшей знатью», пригревшейся под стенами бывшей Лавры, назывался целый ряд аристократических фамилий. Большинству «пригревшихся» пришлось срочно оттуда уезжать. А вскоре и по всей стране была развернута кампания по выселению бывших домовладельцев из тех их домов, где они сумели еще сохранить проживание. Конечно, и тут, как во многих «массовых кампаниях» и ранее и позднее, кто-то, словно выигрывая по лотерейному билету, оказывался «вне поля зрения», и ряд лиц, фамилии которых никакими заслугами перед Революцией похвастаться не могут, остаются жить в домах, принадлежавших их отцам и дедам.

Теперь поселок «Ухтомская», кажется, вошел уже в черту Москвы. Домик Олсуфьевых располагался справа от полотна Казанской железной дороги, немного далее от Москвы по ходу поезда, минутах в 10 от платформы. Перед домом, глядевшим на железную дорогу, был небольшой садик с грядками овощей и посадками красивых темно-фиолетовых ирисов, за которыми София Владимировна бережно ухаживала и летом часто привозила срезанные цветы своим близким. За крылечком следовали передняя с кухонькой, отепленный туалет, какая-то еще комнатушка, все скромных размеров и весьма опрятное. Жилая часть делилась надвое: первая комната, освещавшаяся окном в правой стене (левая стена, делившая дом пополам, была глухою), служила столовой и рабочей комнатой, а дальняя, с окном в сад и на железную дорогу, – спальней. На окнах висели плотные занавески, с наступлением темноты тут же задергивавшиеся. В столовой, помнится, стоял накрытый ковром сундук, служивший и для сидения, комод старинный, над ним зеркало, а по сторонам его массивные, но не тонкие по работе серебряные подсвечники, принадлежавшие далекому прадеду Юрия Александровича, Шубинскому вице-канцлеру А. М. Голицыну, выдавшему незаконную дочь свою Делицыну за Д. А. Олсуфьева. В спальной правая продольная стена была завешана старинными портретами, скомпонованными симметрично, как принято было в пору классицизма. Были тут и Екатерининских времен вельможи в золоченых рамах и рисованные карандашами и акварелью миловидные люди начала прошлого века. С первого взгляда привлекал к себе мастерством, строгостью и оригинальностью композиции большой портрет самой Софии Владимировны, исполненный незадолго перед смертью великим Серовым. Юрию Александровичу очень хотелось, чтоб тот написал Софию Владимировну. При знакомстве они быстро сошлись, несмотря на «нелюдимость» Серова, и постоянно вели беседы о культуре Греции, где Серов недавно побывал и работал тогда над картиной «Похищение Европы», а Олсуфьев бывал там неоднократно и с глубоким интересом относился как к Греции античной, так и византийской. В углу над постелью висели, как во всяком порядочном доме, образа, среди которых был и древний «Георгий» (помнится, на черном коне?), найденный где-то в районе Куликова поля, простиравшегося невдалеке от тульской усадьбы Олсуфьевых.