— Марун, пошли, завтра на работу…
И тут произошло неожиданное. Марун переложил папиросу из правой руки в левую и резко, с силой, ударил женщину в живот.
Сложившись пополам, она тихо села рядом с ним на колени и начала отодвигаться к подъезду.
Уголек папиросы ярко вспыхнул — Марун снова курил.
Фолк тихо стоял на месте.
Он решил отложить свой визит к пришельцу на потом и уже собирался уходить, как из подъезда выбежал мальчишка. На вид лет восьми, девяти, в бесформенных трико и светлой майке. Оказавшись рядом с женщиной, мальчишка взял ее под руку, силился приподнять, заговорил:
— Ма, вставай, ма. Пойдем домой, ну, пожалуйста, ма…
— Поди сюда, сопляк. — беззлобно и не громко сказал Марун.
Мальчишка не шел.
— Иди, когда отец зовет.
Оставив мать на земле, мальчишка подошел к Маруну и тот сразу-же схватил его одной рукой за локоть и выронив окурок, другой рукой взял его за горло. Полным, клокотавшей злобы, голосом, Марун прошипел:
— Не смей встревать, гаденыш — соплей перешибу. Такой-же, как твоя паскуда мать! Брысь отсюда, ублюдок.
Мальчишка отлетел к матери, упал рядом с ней.
Фолк стоял как каменный даже, казалось, перестал дышать.
Картина из его детства вдруг явственно вспыхнула в памяти — слова, звуки, даже запах крепкого отцовского табака. Словно он оказался далеко в прошлом, в прихожей их роскошной шестикомнатной квартиры, а отец, собравшийся утром на службу, спокойно и поучительно говорит ему:
— Фолк, сынок, присмотри за мамой, — от него сильно несет перегаром и табаком: — Будь мужчиной, сынок — бабы они и есть бабы…
Потом все утро Фолк тряпкой отмывал в прихожей кровь матери, слушая ее сдавленный плач в комнате:
— Не сердись на папу, сынок…
Сынок.
И потом, когда он держал перед ней тарелку с супом и смотрел на любимое лицо, теперь изуродованное побоями, она говорила ему:
— Я сама виновата, не надо было выходить из комнаты…
Выходить из комнаты…
Женщина с сыном уже ушли.
Марун закурил очередную папиросу, выпустил облако дыма и неожиданно обнаружил перед собой темную фигуру в плаще.
«— Не убивать,» — подумал Фолк, глядя на Маруна и, сдерживая клокотавшую в груди злость сегодняшней ночи, рвущейся наружу: — «Только не убивать.»
Кровь билась в его висках и казалось из горла поднимается удушливый жар.
Марун поднял свое лицо и спросил:
— А тебе чего надо?
И Марун надрывно икнул…