Павел почувствовал, как у него распирает грудь от дикого желания — бить! крушить! ломать!
— Как же это вы? — тихо спросил он, поворачиваясь к жене Якова Семеновича.
Очевидно, было в нем что-то необычное, потому что та взвизгнула и закричала:
— Какое тебе дело?!
— Мне — есть дело, — с угрозой сказал Павел, направляясь к ней.
— Пьяница! Что тебе здесь нужно? Уходи вон!
— Зови милицию! — присоединилась дочка. — Хулиган!
Они кричали так, словно их тут было не две, а десяток. Старик молча, с му́кой смотрел в потолок.
— Я тебя заберу отсюда, — сказал Павел Якову Семеновичу. И они сразу умолкли, прислушиваясь к словам Павла. — Я тебя здесь не оставлю. Я скоро вернусь.
Он быстро пошел к выходу. Вслед ему неслись проклятия.
Он не шел, а бежал по улице, приговаривая про себя: «Мне есть дело… Мне есть дело…»
Он думал: нет, старик не лгал. Когда рассказывал о своей семье. Он мечтал. Как я. Как все люди. У него такая мечта… Счастливая семья. Как он все хорошо придумал. Почему только это ему не удалось? Наверное, он понял, какой должна быть семья, когда уже было поздно. Когда уже ничего нельзя было сделать. Но он не лгал. Это — мечта.
Он уговорил Веру Гурину перевезти старика в санчасть строительства — при санчасти был изолятор на две койки. С помощью Олимпиады Андреевны он договорился с видным специалистом — профессором Голубницким и привез его к Якову Семеновичу. Профессор сказал, что операция противопоказана. Нужен покой, диета. Тогда он через постройком профсоюза добился для старика путевки в санаторий. Они купили ему путевку. Члены бригады посылали ему деньги. Но здоровье Якова Семеновича все ухудшалось.
— Старик выздоровеет! — повторил Павел. — Ну, хлопцы, пора закусить — и за работу. Перерыв кончается.
…Петр Афанасьевич для чего-то расстегнул, а затем снова застегнул у Павла пуговицу на воротнике клетчатой рубашки.
— Ну, как ты? — спросил он.
— Ничего, — не очень уверенно ответил Павел.
— И я ничего. Только Хейла этого боюсь. То есть, черт с ним — пусть выступает. Оно даже лучше… А все-таки беспокойно как-то…
Они стояли на повороте, где когда-то «лежала дохлая галка», оба подумали об этом, и оба промолчали.
— Вот что я тебе скажу, Павел, — неожиданно суровым тоном начал Петр Афанасьевич. — Тебя сегодня будут принимать в партию. Ты — человек грамотный, получил аттестат зрелости этой самой, читаешь газеты и книжки и знаешь, как говорят про большевистскую партию. Ну, что она авангард, передовой, значит, отряд и все такое. Это все правильно. Ее создал Ленин, и она непобедимая. Это тоже правильно. Но я тебе другое хочу сказать… Я тебе скажу, в чем сила партии…