— Нужно нам взять еще одного человека в бригаду, — сказал Павлу Станислав Лещинский. — Вместо старика. Иначе нам трудно будет управиться и здесь и в министерстве. Можно взять такого человека — Корецкого, он к нам просится, и начальство не будет возражать.
— А кто он такой?
— На складе сейчас работает. Хороший парень.
— Парень — как огурчик, — поддержал его Вася. И сейчас же добавил: — Пожмаканный и в прыщах.
Обозленная улыбка открыла ровные белые зубы Лещинского. Ему постоянно приходилось остерегаться злого Васиного языка.
— Если бы мы подбирали людей для балета «Лебединое озеро»… — начал он.
— Нет, — прервал его Павел. — Вместо Семеныча никого не возьмем. Будем ждать, пока он вернется.
— Ну, а если…
— Брось! — жестко сказал Павел. — Ты понимаешь, что говоришь? Старик выздоровеет.
Лицо у него потемнело, губы сжались.
Несколько дней Яков Семенович не выходил на работу.
— Что со стариком? — спрашивал Павел.
— Видно, заболел.
— А где он живет?..
Никто не знал. Даже в конторе строительства почему-то не оказалось его адреса.
Павел обратился в справочное бюро. Яков Семенович жил в центре города, на улице Энгельса.
В тот день Павел задержался на работе и приехал в город поздно, после девяти вечера. Ему открыла пожилая, толстая, крашеная блондинка со злым и неприветливым лицом.
— Кто вам нужен?
— Яков Семенович здесь живет?
— А кто вы такой?
— Я… Работаю с ним вместе.
— Как ваша фамилия?
— Сердюк.
— Так что вам нужно?
— Я же сказал — Якова Семеновича, — начал сердиться Павел.
— Ну… пойдемте…
Женщина неохотно пошла вперед по полутемному коридору.
При одном воспоминании о том, что он увидел, Павла передернуло.
Эта злая, крашеная толстуха оказалась женой старика. Была в комнате и дочка. Красавица. Как смертный грех! С маленькими заплывшими глазками, с редкими, изуродованными перманентом волосами, с красными руками, с пронзительным визгливым голосом.
Яков Семенович лежал за ширмой на узкой, окрашенной зеленой краской и похожей на больничную койке. Толстуха, опережая Павла, отодвинула одну из створок ширмы. Она все время искоса внимательно и подозрительно посматривала на Павла.
Лицо старика заросло седыми, жесткими, колючими волосами. Глаза, измученные болезнью, казалось, совсем затерялись в морщинах.
Без удивления старик сипло сказал:
— Ты, Павлуша? Здравствуй.
— Что с вами случилось?
— Язва разыгралась.
— Доктор был?
— Был. Лекарство прописал. А взять его некому. Вот я и лежу, как собака. — Павел с испугом увидел, как у него выкатилась слеза и поползла по заросшей щеке. — Воды некому подать. Боли у меня. А чуть заснешь — дочка на пианино играет. Ночью застонешь — жена кричит: не мешай спать. Горшок, горшок, извини, сам выношу, когда легче. Двое их у меня. Двое. Всю жизнь гнул спину… — он бессильно всхлипнул.