– Нежная моя, – потребовал внимания кесарь, – ты должна выглядеть достойно.
Оторвавшись от созерцания бескрайнего водного простора, посмотрела на его бессмертие и задала резонный вопрос:
– Зачем?
– Ответ очевиден, – произнес Великий император Араэден и покинул помещение.
Я вновь повернулась к окну – определенно, с этим морем было что-то не так, но я все не могла понять, что именно. Легкий оттенок фиолетового? Ну, в этом мире и горы странные, так что… И тут среди сине-фиолетового гребня далекой волны мелькнуло тонкое красное нечто… всплыло на мгновение и снова ушло в глубину…
От окна я отпрянула, чуть не сбив неслышно подошедших рабынь.
– Что за… червь? – скорее прошептала, чем проговорила, и, обернувшись, увидела недоуменные взоры.
Меня здесь не понимали. Никто не понимал… кроме кесаря. Жестоко оказаться фактически немой, при условии, что именно риторика извечно была моим козырем. Мне нужно выучить их язык в ближайшее время. Это необходимо.
– Кари Онеиро, – вдруг произнесла мать императора, поднимаясь с кресла, – аэ керра тама э?
Я взглянула на нее и молча развела руками, демонстрируя, что не поняла ни слова. Светлая улыбнулась, от чего ее клыки сверкнули в ярком свете этого просторного помещения с девятью окнами, но улыбка все равно была… доброй. Не казалась – была. Женщина, стоящая передо мной, явно являлась исчадьем преисподней, ее злобный характер читался в чертах лица, а снобизм сквозил в горделивой осанке, в каждом величественном жесте, но… но на меня она смотрела с доброй улыбкой, без чувства превосходства, без презрения, без настороженной ненависти. А теперь вопрос: если люди здесь рабы, почему мать кесаря воспринимает меня как равную?
Светлая подошла, протянула ладонь, коснулась моего лица и ласково погладила по щеке:
– Кари-амэ, та э наре?
Естественно, я снова ничего не поняла. Эллара рассмеялась, и ее смех прозвучал звонкими колокольчиками, и приказала жестким, злым, полным презрения голосом:
– Эт дарех!
Приказ был адресован не мне – перепуганные человеческие девушки мгновенно засуетились. Три покинули помещение, выйдя не через высокие двустворчатые двери, а использовав едва приметные узкие, ведущие в темный коридор, двое бесшумно шагнули ко мне, и их быстрые тонкие пальцы, едва ощутимо, словно крылья мотыльков, принялись расстегивать пуговицы, развязывать пояс. С некоторым изумлением посмотрела на светлую – мать кесаря зорко следила не за мной – за рабынями, не смеющими глаз поднять. И эти запуганные, отчаянно старающиеся быть незаметными девушки столь разительно отличались даже от вышколенной прислуги в королевском дворце Ирани. Не более минуты – и на оставшейся обнаженной мне был застегнут легкий белоснежный халат. И все это девушки проделали, даже не коснувшись меня фактически. Как можно было добиться такого уровня мастерства? Очередной вопрос. Но хватило одного взгляда на матушку кесаря, чтобы стало понятно очевидное – за ошибки девушки платили кровью, и сильно подозреваю, что ждала их не порка.