.
Две недели спустя канцлер Головкин приказал Куракину не допустить отправки британско-голландского флота и грозить ответными мерами против голландских купцов: «И может из того произойти пресечение в купечестве, от чего может купечество понести великое повреждение»>{44}. В конце февраля Куракин передал все это Хейнсиюсу>{45}, а еще через две недели повторил свое предостережение на встрече с представителями города Амстердама>{46}. Для защиты же судоходства от шведов посол рекомендовал голландцам обстрелять из тяжелых пушек шведские порты, в первую очередь Карлскруну.
Угрожающий тон российского посла произвел на правящие круги Республики должное впечатление, как видно из бесед Хейнсиюса и графа Страффорда со шведским посланником Пальмквистом>{47}. Великий пенсионарий Голландии считал, что будет лучше, если его страна и Великобритания отправят каждая отдельно свою эскадру для защиты собственных подданных>{48}. Пальмквиста эти замыслы настолько встревожили, что он в самых драматических выражениях воззвал к Страффорду и французскому послу де Шатонёфу (тот официально въехал в Гаагу 25 января 1714-го в сопровождении целых 103 карет![4]), чтобы те умоляли своих монархов что-нибудь предпринять>{49}.
Однако и Лондону вовсе не улыбалась идея действовать на Балтике в одиночку, без голландцев, рискуя навлечь на себя гнев царя Петра. Коммерческие интересы заставляли проявлять осмотрительность. С другой стороны, правительство Ее Величества опасалось также быстрого расширения сферы господства России и, соответственно, краха Швеции>{50}. Для спасения скандинавской державы было две возможности: или совместными усилиями разных стран принудить всех участников войны к перемирию, или же все-таки послать в Балтийское море британско-голландский флот, чтобы предотвратить вторжение в собственно Швецию и восстановить в регионе мир и покой. Именно эту вторую возможность было предложено рассмотреть Генеральным штатам в письме, составленном от имени королевы Анны.
Проблема была в том, что такая военная интервенция легко могла затянуться, поскольку ни одно из воюющих на Севере государств пока не проявляло большой готовности к миру. Когда император Священной Римской империи выступил с инициативой созвать в Брауншвейге мирную конференцию, шведский двор никого туда не послал, и дело кончилось не начавшись. Карлу XII по-прежнему не хотелось, чтобы его старые союзники, особенно Великобритания, ссылаясь на переговоры о мире, полностью отказались от вооруженного вмешательства>{51}. Так что до формальных переговоров все никак не доходило, хотя представители враждующих сторон продолжали, чаще всего через третьих лиц, обмениваться мнениями. Так, в Гааге Пальмквист при посредничестве ганноверского посланника узнал в марте 1714 г. от Куракина, что при возможном заключении мира царь готов удовольствоваться теми землями, которые некогда уже принадлежали русским, т.е. Ингрией и некоторыми частями Карелии