– Не зря шепчут пугливые старухи, будто грозовая туча – ведьмино покрывало.
Снова яркая вспышка над мокрой степью, треск над головой, торопливые взмахи пальцами перед лицом – все трое перекрестились. Монах не утерпел, снова пошутил над отроком:
– Ты, брате, как та птица малая, страха ради, что небо на нее упадет, ежели доведется уснуть ей, засыпая, всегда одну ножку на себя для бережения накладывает. Слышал такую присказку?
Рядом засмеялся Аверьян, но и сам тут же снова принялся шептать молитву – молния ударила где-то совсем близко. Под дождевыми потоками фыркали лошади, обоз словно вымер. Мужики возились под телегами, не спасавшими от дождя, неслышно чертыхались и молились заодно, чтобы Господь уберег их от напастей. И не думали, что беда грянет на них не с неба, а из темного леса.
Несчастье случилось в ночь на Иванов день[17]. К вечеру начальник воинской команды распорядился разбить бивак на опушке леса, неподалеку от продолговатых озер, заросших камышами, осокой и буйным красноталом с нежно-зеленой листвой.
Отец Киприан стоял на коленях рядом с Илейкой, который упрямо, до тошнотворного головокружения дул на слабый огонек под сухостоем: костер никак не хотел разгораться.
– Передохни, брате Илья, не упрямься, – посмеялся отец Киприан над отроком. – Ты похож теперь на выжившего из ума старца: домочадцы по горящей избе мечутся, скарб в двери и окна кидают, а он упрямо на печь лезет кости допаривать. Чуть подсохнут ветки – разгорится огонь. – Увидел, как офицер в сторонке от мужицких костров тщательно осмотрел оружие, потом сменил легкие хромовые сапоги на солдатские. С ним собирались четверо драгун. – Куда это наш воинский пастырь на ночь глядя надумал стопы свои направить? – удивился монах и в недоумении дернул густыми бровями. – Вид таков, будто замыслил убить черного петуха, которому пришел срок яйцо снести[18].
– На уток собрались их благородие, – пояснил Аверьян. Переваливаясь на кривых ногах, словно в зиму закормленный гусь, он обошел телегу и присел рядом с Илейкой у костра, приготовил пшено и кусок сала для каши. – Который раз езжу с ним этим трактом, и каждый раз по вечерней зорьке он непременно снаряжается здесь на охоту. Разные прихоти и у бар бывают.
– Ишь ты, – с осуждением проворчал отец Киприан. – Гулевая натура и в дальней дороге не меняется.
Костер наконец-то разгорелся, через малое время закипела вода, потом потянуло запахом преющей каши. Поодаль, под серым облачным небом, передвигаясь неуклюжими прыжками, паслись стреноженные кони. Двое драгун стерегли их. Темные фигуры всадников четко вырисовывались на фоне желто-розового закатного небосклона.