Сеньор Петров: Эти таможенники совсем распоясались. Я намедни вёз из Киргизии в Голландию пачку порнографических журнальчиков, так пришлось сунуть таможне древнегреческую статую третьего века до нашей эры, чтоб журнальчики не изъяли. Три шкуры дерут, гады, с трудового миллионера!
Месье Сидоров: Не говорите за столом о таможне, а то меня стошнит.
Мистер Иванов: Ну тогда наполним бокалы и выпьем за процветание ещё чего-нибудь!
Выпивают, заедают, молчат.
Сеньор Петров (вяло): Ну шо, мужики, споём старинную буржуазную. (Поёт). Шумел тростник и пальма гнулась…
Все трое падают под стол и засыпают.
Нечто, написанное после двух бутылок пива натощак, жарким вечером, под музыку Манфреда Мэнна
Вываливаясь сбоку, сохраняй неподвижность мыслей.
Ибо сказано: бреющийся бананом да иссякнет!
Святой Ч. говорил мне в период поедания тарани:
— Изыди, Геннадий Михайлович, аки трезвенник!
А в воздухах шныряли банальные словеса, спорхнувшие с моих уст. Не воробьи, мрази, не воробьи…
Кто-то шевелил извилиной внутричерепной, кто-то вешал вермишель на уши внимающих организмов, кто-то кому-то ломал кайф и челюсть, а я впал в созерцание святого Ч. В период поедания тарани…
Оный же святой Ч. говорил, согласно званию, афоризмами да притчами:
— Один человек словил муху и оторвал ей заднюю ногу. Что сие значит?
— Он был садист? — робко ответствовал я вопросом на вопрос.
— Изыди, Геннадий Михайлович! — грустил святой Ч., погружаясь низом лица в пену.
— Он был естествоиспытатель, экспериментатор! — предположил я.
— Пред кем мечу икру? То бишь не икру, а бисер! Суть притчи в том, что мушиная нога не имеет применения, как, например, нога быка, или оленя, кои можно употребить в питание. Так иные скудомыслые отрывают ошмётки скудных суетных информаций, вместо припасть к великому и вечному! Уразумел квинтэссенцию моей басни?
Вываливаясь сбоку, сохраняй неподвижность мысли.
Ибо сказано…
Конец
Древнеримский император Гай Юлий Чухопупенко стирал свои любимые сиреневые носки, когда в зал, топая импортными сандалиями (Made in Kyrgyzstan), вошёл древнеримский же сенатор Септимий Брут Квадригошвили.
— Приветствую тебя, о древнеримский император Гай Юлий Чухопупенко! — живописно подняв руку, густым басом выстрелил сенатор, и гром его мощного голоса был столь неожиданным, что не успей сенатор схватить императора за волосы на левой ноге, тот булькнул бы в мраморный бассейн, в коем стирал вышеупомянутые носки.
Волосы на ногах императора оказались на редкость прочные, благодаря чему император намочил только голову и руки, прежде чем был водворён на прежнее место — на берег мраморного водоёма в зале императорского дворца. Чего нельзя сказать о затонувших носках.