И тут он увидел объявление, написанное на черной грифельной доске между двумя окошками:
ДО ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ РАСПОРЯЖЕНИЙ
ИНОСТРАННАЯ ВАЛЮТА
НЕ ВЫДАЕТСЯ
Вот вам и решетки на окнах. Но ведь банк – не тюрьма. Наоборот, банк должен обслуживать клиентов.
И решетки здесь не для того, чтобы не выпускать тех, кто сюда вошел, а чтобы не впускать тех, кто хочет завладеть деньгами, хранящимися здесь для тех, кто сюда вошел.
Да, решетки.
Мне нужны фунты. До дополнительных распоряжений иностранная валюта не выдается.
Решетки. Мне надо уехать из Нидерландов. Прямо сейчас.
Он вновь и вновь взвешивал все возможные варианты.
Его никогда не разоблачат. Это возможный вариант?
Бывают же на свете случайности, порой невообразимые, взять хотя бы ту, что он сбил именно приемную дочь друга Эрика.
– Невообразимая случайность? – спросил я. – Подумай, что ты говоришь. Эрик знаком с Лейковичем, потому что много занимался помощью еврейским беженцам, и Эрик заговорил с тобой об этом, потому что ты ему раньше содействовал в оказании этой подпольной помощи. Ведь кому ты обязан знакомством с Сиси?
– Но я же мог задавить и совсем другого ребенка, – пожаловался он.
– Ты вообще не должен был давить никакого ребенка, – сказал я.
– Да, но тут уже ничего не изменишь. Итак, возможен вариант, что меня разоблачат. От природы я слишком честен, чтобы бороться против разоблачения. Иначе как могло случиться, что я оставил вчера это письмо на столе? Но теперь, когда на нас напали немцы, я совершенно не хочу попасть в тюрьму.
– Не надо так мрачно, сказал черт. – Будущее таит в себе и хорошие возможности. Немцы терпеть не могут евреев. Они вот-вот займут эту страну и будут здесь править бал. Обзаведись друзьями-немцами, и тебе ничто не грозит, даже если ты будешь трезвонить о содеянном по всему городу.
Альберехт ответил:
– Если мне не удастся уехать, я найду кого-нибудь, кто починит мой пистолет. Лучше пустить пулю в лоб.
– Но-но-но, – сказал я, – человек не имеет права лишать себя жизни.
«Добровольно явиться с повинной в полицию теперь уже точно невозможно, – думал он. – Если бы не началась война, я, возможно, сделал бы это сегодня утром. Вчера я был не вполне вменяемым. В шоковом состоянии. Сочетание двух роковых событий: отъезда Сиси и этого несчастного случая.
Сегодня утром голова у меня была бы ясная. Она у меня и сейчас ясная. Если бы на нас не напали это чертовы немцы, я бы позвонил кому-нибудь из коллег. Позвонил бы и все уладил. А теперь этого не сделать. Думаю, наша армия не сможет долго сопротивляться, хотя нас уверяют, что все немецкие атаки отбиты. В стране, которую занял Гитлер, сделанное по доброй воле заявление, что ты задавил еврейскую девочку, будет звучать так, будто ты хотел хоть чуть-чуть помочь фюреру… А этого уже достаточно, чтобы умереть от стыда. К тому же каковы будут последствия для Лейковича? Родители девочки сидят в немецком концлагере. Лейковича тоже посадили бы, если бы он не уехал тайком за границу. Если бы Эрик ему не помог».